Осеннее солнце косыми лучами пробивается сквозь ало-желтую листву, Валера взбегает на крыльцо и почти сразу же останавливается: на вершине лестницы возвышается Александра Петровна Воронцова – несокрушимая, словно дозорная башня.

– Добрый день, Александра Петровна.

Валера делает еще шаг ей навстречу. Ноги предательски дрожат, будто он – школьник, опаздывающий на первый урок.

– Здравствуйте, Валерий Владимирович, – отвечает Воронцова. – Вы ведь вчера опять не были на собрании?

– Так я же не член партии, – пытается улыбнуться Валера. – Я разве должен?..

Серые глаза Воронцовой, увеличенные линзами очков, смотрят на него сверху, прозрачно и холодно:

– Должны, конечно. Это общее собрание. Вы ведете себя вызывающе и неуважительно, постоянно прогуливая общественно значимые мероприятия, и мы поэтому решили поручить вам к следующему разу подготовить доклад о международном положении.

Он поднимается еще на ступень – теперь они с Воронцовой стоят почти вровень. Он видит, как луч солнца на мгновение вспыхивает в стеклах очков, словно собеседница ему подмигнула.

– Боюсь, я опять не смогу прийти, – говорит Валера. – У меня очень много работы. Надо изучить новые методические указания, вы же понимаете? Нормативы, все такое…

Воронцова уже не смотрит на него; задрав тройной подбородок, озирает окрестности, выискивая новую жертву. Валера проскакивает в дверь за ее спиной.

По дороге в спортзал Валера заходит в учительскую – поздороваться с коллегами. Ему нравится, что он работает в хорошей английской спецшколе, и, хотя дети иногда попадаются излишне заносчивые, он рад, что на перемене всегда можно перекинуться с другими учителями парой слов про последний фильм Тарковского, обменяться впечатлениями от выставки на Малой Грузинской или обсудить, как Давид Тухманов использует на своей модной пластинке стихи полузапретных Волошина и Ахматовой. Сегодня Валера пришел рано – в учительской только «англичанин» Константин Миронович Грановский, один из немногих мужчин в школе.

Они здороваются, и Грановский говорит:

– Давно хотел вас спросить, Валерий Владимирович, как вам «Дом на набережной»?

Роман Трифонова про Дом Правительства напротив Кремля вышел еще в январе, номер «Дружбы народов» был нарасхват, и многие прочитали его только недавно. Валере, впрочем, еще в марте принесли ксерокс, так что сейчас он уже успел его подзабыть.

– Хорошая книжка, – говорит он, – но вы же сами понимаете, в этой теме есть писатели и посильнее.

– Вот-вот, – кивает Грановский, – я то же самое сказал. Но сам факт, что это напечатали… по-моему, это положительная тенденция. Если вы понимаете, о чем идет речь.

Валера тоже кивает. Конечно, интеллигентные люди понимают друг друга без слов.

Во время уроков Валера нет-нет да вспоминает: Алла уезжает завтра. Все-таки за три недели он привык к ней, хотя и соскучился без Андрейки.

Она позвонила в тот вечер, когда Буровский принес от Наташи папку с переводным самиздатом. Валера с Леней пили водку и говорили о Солженицыне.

– Жить не по лжи – прекрасный лозунг, – объяснял Буровский, – но он никогда не будет работать. Это не цель, а попытка самоутешения. Мы все знаем, что бывает ложь во спасение, значит, можно жить и по лжи, и не по лжи. Главное – знать, для чего ты живешь, а потом уже решать – как. А если человек не знает «зачем?», никакому «не по лжи» он следовать не будет. Все это – в пользу бедных, хотя, конечно, очень привлекательно.

Валера хотел возразить, что если «зачем?» требует лгать, то это какое-то странное «зачем?», но тут как раз зазвонил телефон, и, услышав в трубке незнакомый женский голос, Валера не сразу сообразил, что говорит с дядиной вдовой. Алла собиралась в Москву и спрашивала, нельзя ли остановиться у Валеры. Тот ответил «конечно», а наутро сам себя ругал: зачем мне в доме посторонняя женщина? Я даже не помню ее толком: виделись-то всего раз, на проводах в армию. Кажется, она была намного моложе дяди Бориса, а юная девушка и старик всегда вызывали в памяти картину «Неравный брак», где богатый седой сановник с прямой спиной покровительственно смотрит на невесту, с трудом держащую в руках горящую свечу. Впрочем, сообразил Валера, вышедший из лагеря дядя был гол как сокол, поэтому вряд ли Алла польстилась на его деньги.

Так или иначе, делать было нечего: на эти три недели Андрей переехал к тете Жене, Алла поселилась в спальне, а Валера – на кухне. Как-нибудь перетерплю, сказал он себе, а вот терпеть и не пришлось, и теперь Валера жалеет даже, что Алла уезжает завтра: она оказалась отличной соседкой, и не только потому, что сразу навела в квартире женский порядок, – вдобавок Алла обладала удивительным даром деликатности. Когда Валера хотел побыть один, Алла исчезала, но стоило ему подумать «что-то давно ее не видно», она появлялась – то с полной сумкой неведомо где купленных огромных спелых яблок, то с билетами в ближайший кинотеатр.

Ей было лет тридцать пять, и, значит, когда она вышла замуж, дядя Борис был старше ее почти в два раза. Он умер три года назад, и Алла приехала в Москву, надеясь добыть из недр КГБ дело реабилитированного мужа, – то самое, на котором должно быть написано «хранить вечно». Валера сразу сказал, что шансов фактически нет, но Алла ответила: ну и ладно, почему бы ей не провести часть отпуска в приемных и архивах?

Отпуск заканчивался через два дня, и, разумеется, никакого дела Алле так и не выдали. Ну, главное, чтобы ее саму не арестовали, говорила по этому поводу тетя Женя, подобно всем людям ее поколения, боявшаяся, «как бы чего не вышло».

Сама Женя жила в квартире на Усачева, куда после смерти Марии Михайловны помог ей прописаться Игорь Станиславович. После Валериного развода она сильно помогала ему с Андрейкой.

– Я думал, ты вернешься в Энск, к папе и маме, – сказал ей однажды Валера, но тетя Женя только пожала плечами: мол, с чего ты взял, мне и тут хорошо.

Этот жест остался у Валеры в памяти, и только вечером, уже засыпая, он понял, в чем дело: пожатие плеч получилось у Жени каким-то деланым, ненастоящим. Эта фальшь так удивила Валеру, что о родителях он с Женей больше не заговаривал.

Сама она тоже никогда не упоминала Володю и Олю.

В прихожей Валера сразу чувствует пряный запах – Алла готовит. Все это время он удивляется, как из самых обычных продуктов, которые есть в любом магазине, можно готовить все эти яства – не то восточные, не то южные. Алла говорит, весь секрет в специях, которые она привезла с собой, но Валера думает, что она просто знает какие-то тайные бурятские рецепты.

Так и есть: на кухонном столе – десяток глубоких тарелок, нежные облачка пара дрожат в воздухе. Алла достает из холодильника «Столичную» и сдирает крышечку.

– О, мы сегодня выпиваем? – говорит Валера.

– Последний день, – отвечает Алла, – как же без этого?

Выпивают по первой, Валера тащит в рот кусок… кстати, кусок чего?