– Это курица? – спрашивает он.

– Не скажу.

Алла часто улыбается, но это слабая, еле заметная улыбка: губы чуть-чуть растягиваются, а глаза становятся еще уже.

– Спасибо, что приютили меня, – говорит она.

– Жалко, что у вас ничего не вышло, – вздыхает Валера. – Но я предупреждал: гэбэшники секретами не делятся.

– Я была к этому готова, – отвечает Алла. – Зато хорошо провела время, посмотрела Москву.

Валера кивает.

– Дядя Борис был для меня очень важным человеком. Когда первый раз его встретил, сначала испугался… принял за шпиона.

– Не вы первый, – без улыбки замечает Алла. – Его уже принимали за шпиона. Кажется, за японского. Я не запомнила, а в дело заглянуть не удалось. Там-то наверняка все написано.

«Не курица. И не утка. Может быть, свинина? Или рыба? Есть ли вообще в Бурятии рыба?» – спрашивает себя Валера и продолжает вспоминать:

– А потом я услышал его разговор с отцом, и Борис сказал: где бы мы ни оказались, мы должны бороться. Не надеяться на медленные перемены, как мой папа, а сражаться, как на фронте. Я был мальчишка, мне это очень запомнилось. Наверное, я тогда и решил, что не должен идти, ну, проторенными тропами, – и не стал учиться ни на химика, ни на врача, чтобы не быть похожим ни на папу, ни на тетю Женю. Сейчас иногда думаю, что это все какая-то глупость.

– Ну, зато ваши тропы – только ваши, – улыбается Алла, – и они вполне нехоженые. А если говорить про борьбу – надо знать, за что бороться или хотя бы против чего.

– Для меня, – отвечает Валера, – это прежде всего внутренняя борьба. Я пару раз читал «Хронику текущих событий», и вот вся эта война с советской властью… нет, это не для меня. Много чести этой власти, чтобы я с ней воевал. Я предпочитаю ее не замечать.

– Борис считал иначе, – отвечает Алла, – но у вас же свой путь. И если он проходит так, что вы можете не замечать советскую власть, то вам очень повезло. Но, боюсь, если вы работаете в школе, вам это недолго будет удаваться.

– Я всего-навсего учитель физкультуры, – пожимает плечами Валера. – Кому я нужен?

– Всем тем, кто замечает советскую власть. Рано или поздно они захотят, чтобы вы ее тоже заметили.

– Я отобьюсь, – усмехается Валера.

– На то, чтобы отбиться, уходит очень много сил, – говорит Алла. – И в любой битве страдает слишком много невинных.

Валера кивает:

– Да, мой тесть тоже так говорил. Мол, за твое желание жить не по лжи платит твое начальство, которое должно тебя прикрывать. Поэтому лучше вступить в партию и вообще играть по правилам.

Алла качает головой:

– Лучше уйти, не вступая в битву.

– А куда уйти-то? – пожимает плечами Валера. – Помню, один парень говорил, что не участвует в преступлениях советской власти, потому что нигде не работает. А Буровский его спросил: а хлеб, мол, ты тоже не покупаешь? Потому что…

– Уйти надо не для того, чтобы не участвовать, – перебивает его Алла, – а чтобы идти своей личной дорогой. Главное только знать – куда.

Вот о том же и Буровский говорил, вспоминает Валера. Пока не знаешь, зачем живешь, не имеет смысла обсуждать – как.

– Я как-то не спрашивал себя, куда иду, – произносит он. – Думаю, если я избежал легкого пути и не участвую во лжи, которая всюду вокруг, это уже хороший результат.

– Это хороший результат, – соглашается Алла. – Хороший промежуточный результат.

Она поднимает рюмку и говорит:

– Ну, за то, чтобы мы знали, чего хотим, и знали, как этого достичь!

Выпив, Валера цепляет вилкой что-то бордовое и желеобразное, отправляет в рот и тут же сгибается вдвое, кашляя и едва не плача. Рот пылает, словно туда влили стакан кипятка.

Алла смеется – тихим и шелестящим смехом:

– Простите, надо было предупредить. О, у вас даже слезы выступили! Это очень хорошо для вашего организма, хотя немножко больно.

– Немножко? – Валера с трудом переводит дыхание.

– Я сейчас вам помогу. – Алла встает и, обойдя стол, подходит к Валере. Положив ладони ему на щеки, она наклоняется совсем близко и, закрыв глаза, целует Валеру в полуоткрытые губы, пылающие от приправ.

Голый, Валера идет на кухню и, нагнувшись над раковиной, делает несколько глотков холодной воды. Обернувшись, видит Аллу на пороге. Ее груди смотрят на него сосками, как второй парой глаз.

– Что это было? – спрашивает Валера хрипло.

– Кажется, теперь это называют словом «секс», – отвечает Алла.

– Тогда я не уверен, что раньше занимался сексом.

– Вы ни в чем не уверены, – говорит Алла, – потому что не знаете, чего хотите и куда идете. Вы хороший человек, но нельзя прожить всю жизнь, стараясь только избегать чужих дорог. Надо найти свою.

– А это связано с тем, чем мы занимались?

Алла, раздвинув ноги, садится на табуретку. Валера отводит глаза.

– Все связано со всем, – говорит она. – Вот посмотрите. Последние десять лет вы работали со своим телом: тренировали его в армии и в институте, а сейчас поддерживаете в хорошей форме…

– Ну, это моя работа.

– И вместе с тем, – продолжает Алла, – вы ходите на выставки, читаете книги, смотрите фильмы… и про все это то и дело думаете и говорите. И эти две части вашей жизни никак между собой не связаны.

– А должны?

– Конечно. Вот когда вы занимаетесь сексом – что это? Это про тело, про знание или про душу? Или про все сразу?

– Мне кажется, и тело, и душа участвовали, когда мы были с Ирой, – отвечает Валера. – Это потому, что я ее любил.

– Я не уверена, что вы любили свою жену, – замечает Алла. – Вы думали, что любите, но на самом деле любили девушку, которую сами себе сочинили. Вам показалось, что она веселая и хрупкая, потому что она так себя вела и так выглядела. Но, возможно, она была грустная и прочная, а вы не заметили. И возможно, поэтому она от вас и ушла.

– Она ушла, потому что хотела денег и легкой жизни. И не хотела заниматься ребенком.

– Может быть, – кивает Алла. – А может быть, нет. Я же ее никогда не видела, что я могу вам сказать?

Валера допивает остатки водки. В голове шумит.

– Вы раньше развивали свое тело, – говорит Алла, – а теперь должны слить с ним свой дух. Ваш друг принес вам много книг, часть – ерунда, но часть стоит прочесть. Там есть неплохие упражнения.

– Я не люблю всякую восточную мистику, – отвечает Валера, – я западный человек. А вы, напротив, – с Востока.

Алла смеется:

– Вы думаете, это меня мудрые старики буряты научили? Да я никогда не жила с бурятами, я родилась в ссылке. Мой отец, с которым я выросла, был из Петербурга, а мать-бурятка умерла, когда я была совсем маленькой. Все это я узнала от других ссыльных, они были вполне западные люди – москвичи, петербуржцы. Просто они до революции читали не те книги, что читают сегодня, – и не забыли их, и пересказывали мне. Вот и все, никакой восточной мистики.