И все-таки бессильный гнев не давал Анни жить спокойно. Она выпила стакан вина, чтобы успокоиться, взяла таз и начала стирать кружевной платочек, который Алсид Ренар нашел на полу в ризнице и отдал ей. Анни намыливала его, терла и ополаскивала с таким ожесточением, словно речь шла об очищении этого мира от всех грехов.

К моменту, когда Шарваз вышел из своего убежища, она со странной гримасой сидела у очага. Тени от огня танцевали у нее на лице, в самом невыгодном свете представляя обрюзгшие щеки, крупный нос и двойной подбородок. «Старая ведьма! – подумал он. – Какую новую мерзость ты задумала?» Он нарочно разжигал в себе ненависть, дабы не отказаться от своего ужасного замысла. В этот миг Анни Менье воплощала в себе всех тех, кто когда-либо унижал его, принуждал, критиковал, осуждал, в том числе и собственную мать – жестокосердную женщину, которая вышвырнула его из семьи, твердо решив, что младший сын пойдет учиться в семинарию и станет священником. Видел он в Анни и церковное руководство, среди которого немало было людей жестоких, авторитарных, презирающих все и вся.

– Я проголодался! – заявил он, даже не пытаясь казаться вежливым.

– Еда в кастрюле, – ответила на это служанка.

– А за что я, по-вашему, плачу вам жалованье?

Анни ненадолго задумалась. Окажись ее Эрнест свидетелем этой сцены, он бы упрекнул ее. Сказал, что она не исполняет своих обязанностей. Как ни крути, она получает за свою работу деньги, ее кормят и дают место, где спать. Взамен служанка должна исполнять то, ради чего ее наняли, даже если хозяин оказался последним мерзавцем.

– Сейчас накрою, – проговорила она, неохотно вставая со стула.

Ролан Шарваз сел за стол, внимательно глядя, как она расставляет посуду. Чтобы ее позлить, сначала он передвинул тарелку, потом поправил вилку, а следом – стакан. Анни тут же усмотрела в этом упрек.

Не проронив ни слова, она взяла кастрюлю вместе с треногой и переставила на стальную подставку. С нарастающим раздражением она сняла крышку, и из кастрюли вырвалось облачко ароматного пара.

– Что-что, а фасоль вы готовить умеете! – с легкой насмешкой бросил кюре. – Как это блюдо называется на патуа? Хотя откуда вам знать, вы же на местном диалекте не говорите. Жаль, что белые грибы, которыми меня угостил недавно доктор, вы пережарили.

Он забавлялся с будущей жертвой, как мясник, который прокалывает кожу животного острым ножом, не испытывая при этом ни малейших эмоций.

Анни подошла к буфету, чтобы взять из выдвижного ящичка ложку. Вернувшись к столу, она одной рукой сунула ложку в кастрюлю, а другой вынула что-то из кармана.

– А вот вам и салфетка! Сколько я ни терла, от нее до сих пор разит фиалками! – И она швырнула тонкий полотняный платочек на стол. – Думаю, эти инициалы вам и раньше приходилось видеть?

В своем раздражении служанка забыла о необходимости следить за собой.

Шарваз сумел сохранить самообладание. Даже не взглянув на «салфетку», он постучал ножом по стакану.

– Я жду, когда вы меня обслужите, Анни! – заявил он. – А что касается платка, то я понятия не имею, у кого вы его стащили. Но можете оставить платок у себя.

– Я его не крала! Алсид подобрал его на полу в ризнице, грязный и измятый! Если это не ваша любовница его потеряла, то кто же? У кого еще в городке имя и фамилия начинаются на «М» и «С»?

– Понятия не имею. А вы, стало быть, часто навещаете ризничего?

На мгновение служанка растерялась.

– Никого я не навещаю! – возразила она, краснея. – Алсид Ренар – хороший человек, ни в ком не видит плохого! Я всего лишь хотела поблагодарить его за фасоль, а он показал мне свою находку.

Сердце быстро и глухо стучало в груди у Ролана Шарваза. Только этого не хватало! Он с ненавистью уставился на платочек Матильды, мысленно проклиная ее за неосмотрительность.

– А вы небось думаете, что обвели меня вокруг пальца? – уже более уверенным тоном продолжала Анни. – Соловьем передо мной разливались: мол, наставила вас на путь истинный, с моей помощью вы исправитесь, и па-та-ти, и па-та-та… А стоило мне уехать на день из дома, как опять явилась ваша мадам. Я это знаю наверняка: Алсид ее видел.

Первой мыслью кюре было, что придется снова лгать, обвиняя Матильду во всех грехах, как если бы она одна была во всем виновата, но при взгляде на морщинистое лицо служанки, на этот ее презрительный прищур, в нем взыграл гнев.

– Мадам де Салиньяк вольна приходить ко мне, когда захочет, – проговорил он, стараясь, чтобы голос прозвучал мягко. – Нам нужно было серьезно поговорить. И не забивайте Алсиду голову своими глупостями!

Вид у кюре был спокойный, интонации – елейные. Но ровно до тех пор, пока на глаза ему не попалась бутылка белого вина.

– Скоро от моих запасов ничего не останется! – вскричал он. – Вы злоупотребляете спиртным, Анни, а это плохо сказывается на пищеварении. И потом, кто поверит рассказам пьяницы, даже если вы решитесь на меня донести?

– Глупости, вы говорите? – встрепенулась служанка. – Сегодня я видела мсье Данкура, учителя, и кое-что ему рассказала. Думаете, он стал слушать? Еще немного, и к черту бы меня послал! Что за люди здесь живут? Видят только то, что хотят видеть! На ваше счастье…

Шарваз бросил вилку на стол. Аппетит у него пропал полностью. Побледнев от волнения, он представлял, какие последствия будет иметь болтовня Анни. «Учитель хоть и атеист, но наверняка поделится услышанным с мэром, – сказал он себе, холодея от ярости и страха. – По словам Анни, он ей не поверил, но такое не забывается, и он запросто может пошутить на эту тему с мэром Фуше. Теперь мы точно пропали! И все из-за этой старой язвы!» Единственное, на что оставалось надеяться, что Данкур усомнится в правдивости услышанного и не станет повторять ее слова. Но надолго ли?

Сгорбившись у очага, Анни наблюдала за хозяином. В душе она ликовала. В одну секунду кюре Шарваз утратил всю свою надменность и авторитарность, и она готова была руку отдать на отсечение, что он напуган.

– Анни, почему вы так стремитесь мне навредить? – вдруг негромко спросил он. – Я увеличил вам жалованье, написал хвалебное письмо вашему сыну. И что я получил в благодарность? Что дурного я сделал лично вам?

Вопрос этот смутил вдову. Она устала и была чуть пьяна: вышло так, что в короткий промежуток времени ей довелось выпить вина и крепкой наливки. Конечно, у них с хозяином случались размолвки, он упрекал ее в лености, отпускал злые шутки в ее адрес… Но так ли уж это невыносимо, как ей казалось?

– Стыдно вам, священнику, спать с прихожанкой, которая к тому же замужем! Внутри все переворачивается, когда я об этом думаю. А доктор ничего не подозревает и приглашает вас к себе в дом. Стыдно! А что касается учителя… Не волнуйтесь, я сказала только, что вы не очень хорошо себя ведете, без подробностей.

– Идите спать, Анни. Я вас прощаю, – усталым тоном произнес отец Ролан.