– Нет. И что же?

– Видела бы ты ее ухмылку… Я как раз надевал осенние башмаки, так что было ясно, что я собираюсь выйти. Она сказала: «Надо же, господину кюре опять не сидится дома! Может, он уже забыл свои благие намерения? Раз так, я тоже пройдусь. Зайду к ризничему, поблагодарю за фасоль, она точно от него».

– Какую дерзость надо иметь… – возмутилась Матильда. – Кто дал ей право указывать, что тебе делать, а что нет, надзирать за тобой! Если этот простак Алсид ее привечает, что ж, ему же хуже! Отвратительная женщина!

– Уверен, они с Алсидом сговорились и теперь шпионят за мной вместе. Нет второго такого болтуна, как ризничий, так что если Анни ему что-нибудь рассказала, то скоро об этом узнает весь городок.

Шарваз с такой силой ударил кулаком в ветхую перегородку, что одна доска сломалась.

– Сил больше нет видеть ее, слушать, как она жалуется с утра до вечера, делить с ней хлеб, суп и даже вино!

– Избавься от нее! Сколько раз я уже тебя просила! – воскликнула Матильда.

– Послушай, есть один способ, – сказал кюре, беря ее за руку. – Я напишу сестре, Марианне, и попрошу ее приехать. Она живет в услужении, но работа и хозяева ей не нравятся. Марианна молодая и веселая. Она лучше справится с работой по дому, чем эта змея Анни.

– Твоя сестра? Ты думаешь, она не догадается о нашей связи? – изумилась Матильда.

– Она закроет на это глаза. Я много раз говорил ей, что быть священником – это не мое. Если все получится, это будет выглядеть так, словно я вовсе не прогоняю Анни Менье. Я скажу старухе, что Марианна ищет работу и родители попросили меня взять ее в прислуги. Это подсластит пилюлю. Но придется подождать. Пока Марианна получит мое письмо и напишет ответ, пока она уладит свои дела и приедет… На это понадобится время.

– Три недели, никак не меньше! – сокрушенно покачала головой Матильда. – Три недели ада… А если твоя служанка решит рассказать то, что знает? Тогда, Ролан, будет поздно что-то предпринимать.

– Будь что будет! Если Анни не захочет уходить или станет грозить, что расскажет о нас, я найду способ помешать ей испортить нам жизнь.

– Но как это сделать? – вскричала Матильда, ломая руки. – Ролан, мне страшно!

Мрачная решимость, которую она прочла во взгляде любовника, испугала молодую женщину до дрожи. Сомнений не оставалось: Шарваз придумал, как заставить Анни умолкнуть навсегда.

Слабым дрожащим голоском она спросила:

– Что ты задумал? У этой мегеры Анни железное здоровье. Я знаю это со слов Сюзанны, а ей рассказала Туанетта, у которой Анни часто бывает в гостях. У себя дома, в Ангулеме, при малейшем намеке на недомогание твоя служанка бежала к доктору и старательно лечилась. Странно, что она ни разу не обратилась за консультацией к моему мужу…

– Вот если бы она приняла большую дозу сильнодействующего средства или проглотила какой-нибудь яд… – пробормотал Ролан Шарваз задумчиво. – Конечно, сама того не подозревая… – Преступное намерение наконец оформилось в его истерзанном страхом сознании, где уже какое-то время вызревало, и он добавил: – Матильда, подумай хорошенько, у тебя ведь муж доктор! Он наверняка хранит дома сильнодействующие вещества и яды. Дадим ей какой-нибудь отравы, и дело сделано! Но действовать придется с умом, давать яд малыми дозами, чтобы никто ничего не заподозрил!

– Но это же убийство! – воскликнула Матильда, бледнея от страха.

– А разве это не преступление – создавать нам столько проблем? Заставлять нас жить в страхе? Отнимать у меня тебя, которую я так люблю, следить за мной, угрожать? Только представь, что будет с нами, если правда выйдет наружу. Что сделает твой муж, мое руководство… Это будет конец для нас обоих. Наши жизни, Матильда, моя и твоя, под угрозой! Разве не ты говорила, что Колен убьет и тебя, и меня, если все узнает? Мы просто обязаны защищаться!

Неожиданно для самой себя Матильда перестала дрожать. Образ Анни Менье возник у нее перед глазами. Все эти взгляды исподлобья, бормотание, в котором угадываются угрозы в их адрес… Анни оказалась совсем не той, кем представлялась на этапе знакомства. Склочная, уродливая старуха! И много пьет, что рано или поздно закончится кровоизлиянием в мозг.

Перед мысленным взором молодой женщины предстало миловидное личико ее единственного сына, и сомнений не осталось. Что бы они с Роланом ни предприняли, главная цель – защитить Жерома от неприятностей, помешать мерзкой сплетнице навредить им всем! Ее возлюбленный прав: выход у них только один.

– Я помогу тебе, Ролан. Я подумала о Жероме… Если эта старая ведьма на нас донесет, мальчик окажется в самом центре скандала, и пережить это ему будет труднее, чем нам, взрослым. Ты прав, мы должны что-то предпринять, но мне страшно!

– Милая, только действовать нужно быстро, – зашептал кюре, радуясь, что не пришлось ее долго уговаривать. – Тебя страшит перспектива избавиться от старухи, которая может разрушить нашу жизнь, но подумай лучше о том, что ждет нас завтра, если этого не сделать. Анни способна на любую подлость!

Обменявшись многозначительными взглядами, любовники слились в еще более страстном поцелуе, чем обычно, и на этом расстались. Матильда пообещала порыться в шкафчике, где ее супруг хранил свои микстуры. Шарваз же заверил, что больше ничего ей делать не придется.

– Я не хочу подвергать тебя ни малейшей опасности, Матильда. Достань яд, а остальное – моя забота.

– Я это сделаю ради нас с тобой и ради сына! – кивнула молодая женщина.

* * *

Анни Менье очень удивилась бы и, разумеется, испугалась, услышь она этот разговор между своим хозяином и Матильдой де Салиньяк. Быть может, она в тот же вечер объявила бы кюре, что в двадцатых числах декабря планирует вернуться к детям в Ангулем. Но судьба уже сделала выбор: ее смертный приговор был подписан.

Как и предполагал Шарваз, служанка сидела возле теплой печки, но не в пресбитерии, а в доме ризничего. Алсид Ренар угостил ее наливкой, которую она и потягивала, жмурясь от удовольствия.

– Очень вкусная наливка, Алсид! И кровь согревает, – похвалила она.

– Лучшей не найдется во всей Шаранте, мадам Анни, уж поверьте! – приосанился хозяин дома.

Оба они знали, что предстоит непростой разговор, и сознательно откладывали его. Анни пришла якобы для того, чтобы поблагодарить соседа за фасоль. Алсид же сделал вид, что удивлен, хотя на самом деле поджидал ее с самого утра.

– Чистое удовольствие! – не уставала нахваливать наливку Анни.

Алсид кивнул, поворошил кочергой угли в очаге, потом подбросил в огонь дубовое поленце.

– Помните наш давешний разговор, мадам Анни? – наконец спросил он. – Вышло по-вашему: вчера днем жена доктора и вправду приходила повидаться с господином кюре! Я как раз убирался в церкви, у самого порога. Входную дверь оставил приоткрытой, словно бы говоря: «Я не прячусь, но если хотите посмотреть, тут я или нет, то придется зайти внутрь!» Не мог же я на самом деле стоять на пороге и смотреть! Также в ризнице нужно было навести порядок. И посмотрите, что я нашел между фиолетовой епитрахилью, что наш кюре надевает на мессу, и вышитым стихарем? Носовой платочек, только очень грязный! Наверное, кто-то на него наступил.