litbaza книги онлайнСовременная прозаСимптомы счастья - Анна Андронова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 67
Перейти на страницу:

Энциклопедия, бывшая тети-Любина, должна была стать Тамариным приданым. Тогда, давно, тетя и сама уезжала в другой город вроде бы замуж выходить, но ее преклонный для свадьбы возраст – сорок восемь лет – видимо, в приданом уже не нуждался… Много лет на верхние полки стеллажа никто не ставил книг. Уже вместе с Виталиком была куплена дешевая стенка, которая закрыла полосы на обоях, Ритины муж и свекор очень быстро стали бывшими, а сейчас вроде бы уже оба умерли…

Вот тебе и приданое, вместо пыльной непрактичной энциклопедии целая двухкомнатная квартира, просто богатая невеста! Тамара Викторовна встала, зашла в Люсину комнату. Чехов, тоже довольно длинный – 12 томов, Толстой Алексей, Горький на самом виду – переплет красивый, но Люся не читала, только «Мать» в школе. Полки новые. Купили в прошлом году из отпускных, обои тоже совсем не те, зато под ними и еще под другими – те. На которых полоски в ряд темнее фона.

«Дорогая Люсенька! Очень меня беспокоит молочко! Ты не ленись, надо давить, давить, да и выдавишь что-нибудь. Ритина сноха, помнишь, которая маленькая, пила какой-то импортный чай специальный, таблетки принимала, все без толку, а стала сцеживать – и раздоилась! Купила на выписку конфет акушеркам, Рита сказала, что надо. От нее большой привет и конверт для мальчика стеганый синий на выписку. Ее Мишка может в пятницу подъехать, а то и такси вызовем? Еда, как ты просила, еще кладу «Ессентуки» и шоколадку. Как там наш маленький? Я его бабушка. Все у меня готово дома, везде уже помыла. Маслице вскипятила и перелила в бутылочку, можно носик чистить или просто протирать, мне сказали, что надо кипяченое. Все будет хорошо! Держись, Люсенька, все будет хорошо! Мама».

Какая мама стала сентиментальная, просто не узнать! «Люсенька», «молочко», «маслице»! Невозможно представить маму сюсюкающей: «А вот кто у нас такой халосенький, такой манюсенький!» Она писала в пионерлагерь: «Здравствуй, Люся. Как дела? У меня все хорошо». Мысль, точка. Другая мысль, еще точка. Нельзя сказать, чтобы Люся была очень суровой, просто мама стала непривычно мягкой.

Из книг Люся знала, что когда хотят отказаться от ребенка в роддоме, его не берут на руки, не кормят, в общем, не привыкают, поэтому она старалась кормить и привыкать. На второй день мальчик научился есть и хватал Люсин намученный сцеживанием сосок с необычайной жадностью, но потом быстро засыпал. Глаз он не открывал, иногда орал довольно громко и вертел покрасневшей от натуги крошечной недовольной головой. Люсе казалось, что в многоголосом мяуканье, доносящемся из-за дверей детского отделения, она различает его крик. Еще Люсе все время хотелось развернуть пеленки и посмотреть – вдруг это все-таки девочка?

В пять утра громко щелкал выключатель в коридоре. Жизнь начиналась гудением ламп и бодрым голосом акушерки: «Встаем кормить! Женщины!» Люся доходила до окна, чтобы проснуться, и втыкала кипятильник в розетку. Откуда, интересно, у матери кипятильник? Может, Рита дала? Быстро готовились, укладывались каждая на свой бок. Гомон в соседнем отделении усиливался и наконец прорывался в коридор тележкой с вопящими коконами, которых сестра мастерски разносила по мамкам, захватывая двоих сразу в одну руку. Никогда никого она не путала. Но женщины на койках все равно поднимались на локтях, вытягивали шеи, высматривали – вон, вон мой!

Справа от Люси лежала девушка совсем молоденькая, с пушистым хвостиком на макушке и детскими обкусанными ногтями. Оказалось – адвокат по гражданским делам. Ее девочка была вся желтая, просто оранжевая, как апельсин, кричала непрерывно, есть не хотела, с отвращением выплевывала неумело вложенный сосок. Адвоката звали Леной. Единственной причиной ее переживаний после родов был муж (вроде как тоже какой-то следователь, Люся не поняла), который мог дома от радости напиться. И поэтому ежедневно велись долгие переговоры по телефону, и беготня у форточки. Не помогло. Он все-таки притащился под окна совершенно пьяный, орал и размахивал недопитой бутылкой пива. «Ленка! Ларионова! Я тя люблю! Спасибо те за дочку!» Просто гвоздь программы! Люсе было очень стыдно и неудобно за чужого мужа, вид у него был самый непотребный, в финале концерта он плюхнулся на колени прямо в снежную жижу на асфальте. Вся палата дежурила у окон, наблюдая шоу. Лена скромно молчала, время от времени появляясь в поле зрения артиста, и Люся с удивлением поняла, что Лене вовсе не стыдно. Она была героиней дня, все ей завидовали. Можно ли гордиться тем, что твой мужчина, напившись пьяным, признается в любви, вопя при этом как неандерталец и используя ненормативную лексику? Люся не знала.

Она попробовала представить себе Вадика с его квадратными очками, залысинами и кашемировым пальто в снежной луже и с бутылкой. Не получилось, зато явился он сам – передал три измученные гвоздички, баночку красной икры и бананы. Помахал с противоположной стороны улицы и уехал. Икру было нельзя кормящим из-за аллергии, девочки сказали, бананы тоже – экзотический фрукт, цветы Люся отдала детским сестрам. «Людмила, поздравляю от всей души (ага, поверили) с рождением сына! Искренне рад за тебя. Сохрани эту открытку на память. Я постараюсь позвонить, когда ты уже будешь дома». И надо же, без подписи! Дорогая открытка с медвежонком и надписью «Поздравляю с рождением мальчика!», можно было от себя вообще ничего не добавлять. Люся открытку поставила на тумбочку, для имиджа, но когда все кончится, решила порвать. Что кончится – непонятно. Все только началось, но этот орущий мальчик никак не хотел встраиваться в Люсину жизнь, в их женскую тихую квартиру и размеренный быт. Не говоря уже о том, что сам Вадик глубоко и крепко женат и имеет двоих детей.

Люся в тот вечер куксилась, глаза были на мокром месте. В семь часов принесли кормить. Ребенок сначала спал, а потом стал кричать громко, грудь совсем не брал. Люсе казалось, что все остальные девочки на них косо смотрят – вот орет, мешает всем. Чтобы успокоить его и успокоиться самой, Люся встала, взяла маленького на руки и походила по палате. Он все плакал и плакал, а потом вдруг на секунду приоткрыл глаза – они были темно-синие с кровавыми точечками на белках. Люся забыла про Вадика и про все остальное. «Эй, мышонок?» Он действительно был похож на мышонка. Носик кнопочкой. Ресниц совсем не было, вместо бровей – красные полосочки. «Эй, – совсем тихим шепотом ему на ушко спросила Люся, – ты кто? Будешь молочко?» Он еще раз всхлипнул и затих. Люся перехватила мальчика поудобнее и пошла на кровать докармливать. И он как будто понял ее – сделал все как положено. Схватил сосок, чмокнул пару раз, приноравливаясь, а потом потянул так хорошо и правильно, сглатывая тонкой шейкой, торчащей из короба пеленки, что Люся замерла, боясь потревожить. Только потом, когда он отвалился головенкой и засопел, такой довольный, сытый, она позволила себе осторожно выпростать затекшую руку и подвинуться.

В двадцать лет Люсенька пережила свой первый, глупый, но очень бурный роман. Ее герой был шофером такси, он привез директрису школы, где у Люси была практика, на субботник, и как-то они там друг друга заметили. Звали его Сергеем. Тамара Викторовна, конечно, себя особо интеллигентной не считала и сказать могла по-всякому, но его жизнерадостное «бля» почти за каждым словом и обращение «мамаша» очень напрягали. Он как-то очень быстро освоился у них дома, приходил обедать, а однажды остался ночевать.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 67
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?