Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мохнатая тварь как подкошенная упала на землю и завертелась волчком, а затем юркнула под сосну, шибанувшись при этом о ствол, Неприметный был в шаге от того, чтобы поднять ладонь и предложить Райду перемирие, чтобы можно было вместе пойти и выпить пивка, вновь и вновь смакуя это зрелище со всех сторон.
К несчастью, беспечность и благодушие сыграли с Неприметным злую шутку; более того, едва не сгубили его. Из-за них он вовремя не заметил неуклюжую гориллу-копа, когда тот стал подбираться к нему со стороны. Разумеется, Неприметный выронил баллончик со спреем и начал поднимать левую руку. При этом краем глаза он наблюдал за приближением копа. Чтобы сделать хороший выстрел, нужно было подпустить его ближе; он бы так и поступил, но Райд заорал предупреждение, и Неприметный выстрелил без задержки.
Потом Райд рванулся бежать, и два колли впереди него уже сигали в овраг. Неприметный ринулся следом, лишаясь возможности выстрелить: понятно, что с такого расстояния на бегу в еще одного бегущего не попасть. Но это была поляна, достаточно плоская, поэтому Неприметный принял позу стрелка – ноги на ширине плеч, опорная чуть впереди, локти сведены, двуручный хват с опорой на центр массы, – и нажал на спусковой крючок как раз в тот миг, когда Человек-Собака перекидывался через край оврага.
Попал. Должен был попасть.
Глава 31
Что-то крепко ткнуло меня под мышку, откинув в сторону по склону оврага. Около трех метров ниже я отпружинил от грязевой корки, кое-как поднялся и припустил за своими колли. В это время года ручей бежал тонкой струйкой. Я держался в стороне, рядом с искореженными ветвями и торчащими корневищами, надеясь, что они обеспечат укрытие, и чертовски обрадовался, когда за первым извивом поворота понял, что по мне не ведется огонь.
Постепенно до ума дошло, что меня подстрелили. Каждый шаг жалил будто пчелиный рой. Правой рукой я прижимал к груди непослушную левую и, весь в поту, как мог бежал, спотыкаясь на выщерблинах среди грязи. Тяжело, навзрыд дыша, мысленно прикидывал, сколько же мне еще до Коэнси (одной из окольных дорог, что делит Гомсруд-парк) – метров сто, двести? Может статься, что и вдвое больше, если ручей на пути не удастся перелезть.
Ко мне возвратились и льнули мои колли, но я их легонько подтолкнул:
– Гулять, девочки. Гулять.
А затем я расслышал сирены – свербящие и пронзительные – где-то в передней стороне Гомсруда; вероятно, машины влетали на стоянку, где я припарковал свой пикап. Может быть, Эннис дал сигнал о наличии трупа или полиция Лансинга запеленговала в его рации ту стычку, а может, это начали поступать сообщения о выстрелах.
В голове сполохом мелькнули нож в груди Дэвиса и колье-чокер на его старческой шее. Я поглядел на свое плечо, где рубаха запунцовела и набрякла от крови, и снова побрел вперед.
Когда я добрался до Коэнси, в голове у меня плыло и я как будто соскальзывал в жар, а рука занемела и будто отнялась. Через Коэнси я пробрел как пьяный, через прогалины в движении, ведя с собой моих девчонок. Глазами я тревожно искал Виру и тут вспомнил, что она по-прежнему в парке и ей плохо, дай-то бог восстановиться от перечного газа; хорошо, если она забралась в какое-нибудь укрытие и пережидает, бедняжка, когда газ как-нибудь выветрится.
Я зашел в ближайший «Севен-Илевен» и влез в начало очереди. Парень, который собирался сделать покупку, сначала было возбух, но, поглядев на меня – в грязище, в кровище, – как-то сразу засох, а затем слинял.
– Звоните «девять-один-один»! – крикнул я работникам, которые сейчас сгрудились с той стороны прилавка, прознав, что вся полиция Лансинга сейчас скопилась в Гомсруд-парке (как в подтверждение, сюда в магазин доносились трели сирен). – А это мои собачки, – съезжая на пол, указал я на входную дверь, за которой сидели Мэгги и Дельта. – Смотрите, чтобы с них волос не упал.
Опасаясь в любую секунду лишиться чувств, я продолжал повторять «чтобы с них волос не упал» всем, кто проплывал у меня на уровне глаз. Вскоре прибыли две патрульные машины и «Скорая». Свою мантру я повторял и парамедикам, которые отрезали мне рукав, осмотрели рану, перевязали и сделали стабилизирующий укол.
Ранение они, должно быть, сочли некритическим, и я продолжал капать на мозги еще и офицерам, которые составили с моих слов куцый протокол: «Офицер Эннис и я были атакованы в поле на северной тропе, между соснами и оврагом, перед подъемом на Ноб-Хилл. Нападение произошло возле места, где мы обнаружили тело пропавшего пожилого гражданина».
Офицеры хотели знать о своем друге и соратнике.
– Наверное, он мертв, – с трудом выдавил я, чувствуя, как глаза жгут слезы. – Боюсь, что так.
Прежде чем меня закрыли в задней части «Скорой», я мельком углядел Виру, стоящую рядом с Мэгги и Дельтой, – болезненно моргая, она глядела в мою сторону.
«Боже, спасибо тебе, – успел подумать я. – Спасибо».
Глава 32
В безумном рывке к краю оврага Неприметный сорвал с себя маску в надежде, что Собачник успеет увидеть его истинное лицо, прежде чем испустит последний вздох. На самой кромке обрыва он резко забалансировал, чуть сам не навернулся вниз и… Черт возьми, никакого Мейсона Райда там не было.
Неприметный цепко поглядел направо, ведя по линии обзора ствол своего «ЗИГа», и увидел там Человека-Собаку, ковыляющего по излучине ручья. Этого сукина сына он все же зацепил – вон они, следы крови в слякотной грязи, куда приземлился этот выродок, – но в целом выстрел оказался несмертельным. Неприметному потребовалась вся сила самообладания, чтобы не прыгнуть в русло ручья и не броситься вслед за этим недобитком-везунчиком. Наверняка через минуту с небольшим его получилось бы нагнать и заглянуть ему в глаза; заставить его узреть истинное лицо своей смерти – и уже тогда вырвать его из жизни раз и навсегда.
Но все обломали полицейские сирены, будь они неладны.
Неприметный кинулся назад, схватил рюкзак, баллончик и маску, в считаные секунды пересек овраг и помчался к холму. Подходя к заградительному тросу с табличкой «парк закрыт», он был уже в кепке «Джон Дир» и очках Бадди Холли. Еще три метра, и на нем уже красовалась ветровка «Чикаго беарз». Все остальное ушло в рюкзак, теперь прикрытый той самой ветровкой. Любой свидетель, который попался бы под руку копам, мог бы единственно упомянуть, что видел на входе в Гомсруд какого-то беспечного хмыря, нырнувшего под трос, – видимо, кто-нибудь из местных.
Убивать копа