– Конечно, Мейс. А сейчас тебе пора баиньки. О’кей? – сказала она. – Я просто заехала сказать, что твои собаки в безопасности.

Не помню, сказал ли я ей, но хотелось думать, что я ее поблагодарил.

– Киппи? – снова окликнул я.

– Что, Мейс?

– Какие красивые глаза… Самые-самые.

Глава 36

С той стрельбы минуло три дня.

После второго из них, проведенного в больнице за тыканьем, щупаньем и кормлением таблетками, Хэнсон и Марр отвезли меня на конспиративную квартиру в Парк-Форест – трехкомнатную, двухуровневую. Вечерами сюда заезжал Хэнсон, посвятить меня в ход расследования. Со мной он, к сожалению, не засиживался, но по крайней мере привозил пиццу (и хоть бы раз мне удалось отговорить его от ананасовой начинки!).

А на следующее утро навестить меня приехала Киппи, привезя с собой Сью и моих дамочек. При виде своей ребятни я буквально прослезился. Уж я и обнимал их здоровой рукой, и тряс им лапы, и чесал за ушами и подбородками, а затем повел их на новую игровую площадку (у конспиративной квартиры был просторный задний двор, окруженный цепью). Вся эта возня с собаками причиняла нешуточную боль, так что я неустанно благодарил каждого из офицеров, которые облегчали мне это бремя.

Вабишевски, и тот в знак приязни мягко похлопал меня по плечу.

Рана была неглубокой; пуля отщипнула лишь небольшой кусочек плоти. По мнению одного из хирургов, мне сильно повезло: если б меня саданули в подмышку ножом, я бы запросто истек кровью или захлебнулся ею. Врачи промыли рану, простерилизовали, наложили тридцать стежков шва, не считая жидкого кожного клея, и накачали меня антибиотиками. За это везение весь мой левый бок тяжко пульсировал при каждом толчке и ударе моего сердца. Причем, в отличие от киногероев, я сомневался, что после короткой рекламной паузы смогу ходить. Сегодня утром мне сменили повязку. Доктор хотел, чтобы она оставалась сухой еще несколько дней, прежде чем мне можно будет начать мыться тем странно пахнущим жидким мылом, которым меня снабдили.

Но другой раной – настоящей, которая, видимо, не заживет никогда, – было мое чувство вины перед офицером Родом Эннисом. Этот человек в одиночку спас мне жизнь. Если б он шел к той поляне прогулочным шагом, я был бы уже покойником. Если б Эннис решил повисеть в «Фейсбуке», ожидая прибытия в Гомсруд своих коллег, я был бы опять-таки трупом.

Род Эннис предотвратил мое убийство.

Я читал и перечитывал его некролог. У Энниса остался двухлетний сынишка, и на подходе был еще один. Теперь двоим детям никогда не узнать своего отца, а жена никогда больше не увидит мужа. Где-то на уровне нутра, интуиции я понимаю иррациональность всего этого; возможно, это некая форма вины выжившего, как указала Киппи, когда привела ко мне собак.

– Ты был жертвой, Мейс, – сказала она. – Офицер Эннис знает, что это не твоя вина. Это тот мерзавец в лыжной маске… И мы его поймаем.

Когда я поделился новостью, что у Виры после обнаружения трупа на поляне случился еще один эпизод, в этот раз с предупреждением о чудовище, затаившемся среди сосен, Киппи восприняла это как должное. Пожалуй, она и так была бо́льшим адептом таинственных способностей Виры, чем я; в конце концов, именно Киппи первой заприметила в ней такие свойства. А вот Вабса пронять было не так-то просто. Он вообще противился уникальности Виры и не продвигался дальше позы Фомы Неверующего. Успокаивало то, что Вабс был скептиком почти во всем. Он, пожалуй, не испытывал доверия ни к кому, кроме тех, кого по паспорту звать Киппи Гимм или Дэйв Вабишевски.

После моего рассказа о проявлениях Виры на поляне Вабишевски оглядел комнату, выдохнул щеками и сказал:

– Ну да. Тебе впору бежать к Хэнсону с Марром и на вопрос, как ты узнал, что тебя сейчас шлепнет убийца, сказать: «Детектив Хэнсон, охренеть! Тут все дело в ясновидящей собачке! Да это просто малышка Фидо из «Секретных материалов»[34] – экстрасенс в чистом виде, а может, и вообще знается с богом! Именно через нее мы раскусили и Чампайна, и убийство женщины в бунгало, и того придурка в лесу!»

Язвительность Вабса мы выслушали молча.

– Я вам вот что скажу, – продолжал горячиться он. – Меня бы здесь не было, если б я лично не видел, что произошло в Северном Мейфэре. В эту хрень можно верить, можно не верить, но как вы убедите собрание начальственных циников без того, чтобы вас не упекли в «Лейкшор»?[35]

– А вот гляньте, – сказал я, выкладывая на кухонный стол страницы из принтера, привезенного Хэнсоном и Марром ко мне сюда на квартиру. – Это я нашел в интернете, хотя мы знаем, насколько в нем все правдиво.

В какой-то статье я читал, что любую презентацию следует начинать шуткой или какой-нибудь забавной выходкой. К сожалению, Киппи не захохотала, да и Вабишевски не стал кататься по проходу, поэтому пришлось продолжать как есть.

– Предупреждаю: звучит интригующе, но говорить об этом вслух на публику, знаете, как-то неловко. Может, и вправду стоит проверить, не место ли мне в психушке… Но вы уж потерпите. Мое домашнее задание было коротким и приятным – попытаться выяснить уникальность способностей Виры.

– Мы уже касались медиумической чувствительности, когда некоторые люди в силу своей сенситивности могут служить проводниками психической коммуникации. Но есть еще один феномен, известный как клерофакция – одна из форм ясновидения. Это когда человек способен открывать свои медиумические каналы через обоняние.

Вабишевски, цыкнув, ехидно усмехнулся.

– Да погоди ты, – взмахнул я ладонью. – Я понимаю, звучит как из задницы чревовещателя, но мы же говорим о собаке… Которые и в нормальном мире уже владеют своим, по нашим меркам, абсурдно острым обонянием.

– «Чуую, чуую мертвецов», – забубнил Вабишевски голосом мальчика-ясновидца из «Шестого чувства»[36].

– Помолчи, Вабс, – одернула Киппи. – Вира – поисковичка, она на этом выросла.

– «Википедия» тоже приводит кое-что интересное. – Здоровой рукой я вспушил стопку листов и перелистнул на другую страницу: – Вот скажем, ретрокогниция – это когда человек знает о прошлом событии, но не может вскрыть его в памяти обычными способами.

Помолчав секунду, я пожал плечами и сердито спихнул стопку листов на пол.

– Короче. Меня жутко тянет напеть вам тему из «Сумеречной зоны»[37], так что давайте лучше вернемся в страну живых. Я всю жизнь занимаюсь дрессировкой собак, изо дня в день. Их через меня прошла тьма. Так вот, Вира – самая умная, самая тонко чувствующая из всех, что мне попадались. Девчонка общается глазами