Мы вошли в кухню.

– Так, ну, я на стол накрою, а вы тут пока посидите. Скоро Инна придет, тогда и поужинаем.

– А мне надо на минутку в кабинет Дмитрия Алексеевича – положить на место кое-какие документы. – Глеб вышел.

Я воспользовалась случаем и решила «доконать» Тамару – в плане вопросов о том, с кем все-таки встречался Антон.

– Тамара, – сказала я шепотом, – а я сегодня была у Дмитрия Алексеевича!

Повариха обернулась ко мне и прижала руки к груди:

– Ой, да вы что?! И как же он там, сердешный?

– Ему очень плохо, – сказала я таким тоном, чтобы Тамара поняла, насколько Василевскому плохо, – хотя он и держится, но… И все факты, что милиция добыла, все против него.

– Так что, говорят, он убил?

– Получается, что он, – вздохнула я.

– Нет, что вы! – Тамара, кажется, забыла о том, что она должна готовить стол к ужину. – Лексеич не виноват! Татьяна, слышите: не виноватый он! Как же он мог, он ведь в Москве был?

– Говорят, отпечатки его на пистолете, который возле трупа нашли, это самое главное доказательство. Тамара, в вашем доме мог быть пистолет?

– Это из которого стреляют? Не мог. Отродясь не было! Я в доме столько лет убираюсь, все закутки и тайники знаю – не было у нас никаких пистолетов.

– Это точно?

– Да вот вам крест святой! – Тамара перекрестилась. – Да Лексеич ни за что не стал бы в дому пистолет держать. Это ж опасно-то как! А вдруг кто его найдет да и пальнет? Нет, нет, не было у нас никакого пистолета!

– Тамара, вы понимаете, что милиция против Дмитрия Алексеевича?

– Понимаю. – Тамара совсем сникла.

– Только я одна хочу и могу ему помочь.

– Неужели поможешь, милая?

– Только с одним условием. Вы должны мне рассказать все – всю правду!

Тамара растерянно смотрела на меня и теребила кухонное полотенце.

– Какую правду-то? Я уж все давно рассказала…

– Нет, не все. – Я покосилась на дверь. Тамара тоже на нее посмотрела. Я понизила голос до зловещего шепота и сказала: – Вы мне так и не сказали, с кем встречался Антон. И не врите, что вы этого не знаете!

Последнюю фразу я произнесла довольно грубым и жестким тоном, чтобы Тамара поняла: признаться ей-таки придется. Она как-то скисла, опустилась на стул, поднесла полотенце, которое до этого теребила, к глазам. Но я на этот раз не отступлю! Если надо, закрою дверь и буду здесь пытать повариху, пока она не признается, благо, инструментов для этого на кухне предостаточно. Тамара молчала.

– Я жду, – напомнила я тоном, не предвещавшим ей ничего хорошего.

В это время в дверях возник Глеб. Он едва раскрыл рот, собираясь изречь какую-нибудь глупость, как я быстро подскочила и захлопнула дверь перед самым его носом. Тамара испуганно посмотрела на меня.

– Так с кем? С кем встречался Антон? Назовите мне имя девушки! – потребовала я.

Тамара подняла на меня жалобный взгляд:

– Я скажу, а вдруг от этого хуже станет?

– Кому?

– Ему.

– Так он же умер!

– Он мне не велел никому говорить, понимаете?

Нет, я ничего не понимала. Кто не велел говорить? Кому станет хуже? Я приготовилась еще раз как следует рявкнуть на бестолковую повариху, как вдруг дверь кухни снова открылась. На это раз на пороге мы увидели Инну. Оказывается, она уже вернулась.

– Что здесь за допрос с пристрастием? – холодно спросила она, как всегда, вместо приветствия.

– Да вот, рассказываю Тамаре анекдот, – не моргнув глазом, сообщила я.

– Да?! – изумилась Инна. – А почему она плачет?

Я посмотрела на повариху. Действительно, вид у нее был такой, что, казалось, она вот-вот разрыдается. Тамара тут же кинулась собирать на стол, должно быть, в первый раз в жизни обрадовавшись появлению хозяйки.

– Татьяна, мы с вами, кажется, договорились, что вы будете согласовывать со мной время вашего посещения этого дома!

– Во-первых, вас не было, – сказала я, – я вам звонила.

– А во-вторых?

– Во-вторых, я привезла вам Глеба. – Я выразительно посмотрела на секретаря, маячившего у Инны за спиной.

Инна обернулась и тоже посмотрела на молодого человека, причем так, что тот едва не покрылся инеем с головы до ног.

– А есть еще и в-третьих, – заметила я многозначительным тоном.

– И что же в-третьих?

– Я сегодня видела Дмитрия Алексеевича.

Я ждала хоть каких-то изменений в выражении лица Инны. Ну, хоть как-то она должна была отреагировать на такое сообщение. Тщетно! Как там сказал Василевский? «Она меня любит». Да…Такой наивной я была, когда ходила в детский садик и верила в Деда Мороза.

– Как он? – наконец, выдавила из себя Снежная королева, абсолютно без всяких интонаций.

– Ничего, он в порядке, – соврала я бодрым голосом.

– А милиция что говорит?

– Простите, этого я вам сказать не могу, так сказать, тайна следствия.

– А вы здесь продолжаете искать преступника?

– Продолжаю собирать сведения, – напомнила я.

– Ах, да, сведения… Выполняете за милицию ее работу?

Инна с грохотом закрыла дверь кухни перед самым носом секретаря, оставив его по ту ее сторону. Тамара активно хлопотала, собирая на стол, и делала вид, что ее не касается то, что происходит между ее хозяйкой и странной гостьей, задающей Инне неудобные вопросы. Инна походила с минуту взад-вперед по кухне, якобы рассматривая давно знакомую ей мебель, но вдруг резко повернулась ко мне.

– Татьяна, – сухо сказала она, – сколько вам заплатил мой муж?

– У меня ставка – двести долларов в день. Ваш муж дал мне аванс – тысячу долларов. Предупреждаю: я их не верну, даже не просите.

– Я не собираюсь забирать у вас деньги. – Инна понизила голос едва ли не до шепота. – Напротив, я собираюсь дать вам еще столько же, с одним условием…

Она оглянулась на дверь, ведущую в коридор, потом взяла меня за локоть и отвела на вторую половину кухни, где стоял обеденный стол. Инна села за стол и показала рукой на стул возле нее. Я опустилась на него и посмотрела этой женщине прямо в глаза. Интересно, что она мне предложит?

– Так вот, мое условие: вы уходите из нашего дома и больше никогда здесь не появляетесь. Ни-ког-да!

Инна смотрела на меня с открытой неприязнью.

– Вы не хотите, чтобы я нашла убийцу?

– Я уже говорила: этим занимается милиция. Вот давайте и дадим им возможность выполнить свою работу. А вы получите тысячу долларов – в придачу к той тысяче, что дал вам мой муж, – и исчезнете из нашего дома.