– А как же нераскрытое преступление?

– Я думаю, деньги будут хорошей компенсацией за вашу «подмоченную» репутацию. Хотя… Насчет последней вы можете не волноваться: никто ничего не узнает, обещаю вам.

Инна смотрела на меня очень пристально. И что она думает, что я сейчас с криком «Ура!» брошусь ей на шею? Да, всякие-разные предложения доводилось мне слышать, но такое, чтоб мне предлагали деньги за недоведение расследования до конца… И отчего это она так жаждет выдворить меня отсюда? Неужели ей не хочется, чтобы ее мужа выпустили из «обезьянника»? Может, у них с Глебом – свои дела, а Дмитрий Алексеевич им мешает? Однако молчание затягивается, надо что-то этой мадам отвечать.

– Я так понимаю, что арест вашего мужа не слишком огорчил вас?

– А вот это не ваше дело, – холодно заметила Инна. – Просто я не люблю, когда по дому шастают посторонние! А о Дмитрии Алексеевиче можете не беспокоиться, у меня есть знакомства в милиции, долго он там не задержится.

– Очень хочется в это верить.

– Ну, так как насчет моего предложения?

А она врет! Насчет знакомых в органах. Это видно по ее лицу. Очень, очень хочется Инне избавиться от меня! Потом она выгонит Тамару. Потом… А может, все-таки это она убила Антона? Да нет, на пистолете – отпечатки Василевского, других не обнаружено. Да и рост у нее довольно-таки большой…

Молчание снова затянулось. Инна напряженно смотрела на меня.

– Инна, понимаете…

– Да или нет? Вы берете деньги, или я просто прикажу Тамаре не пускать вас в дом!

– А если милиция не найдет настоящего убийцу, вы представляете, какой срок грозит вашему мужу?!

– Не ваше дело! – Инна злилась уже всерьез, она почти кричала, забыв о предосторожности.

– Инна, я подписала договор, в котором обязуюсь проделать ряд мероприятий…

– К черту ваш договор! Сворачивайте свою деятельность и убирайтесь отсюда! А Тамара с сегодняшнего дня не будет открывать вам дверь. А если посмеет ослушаться – уволю!

И тут произошло то, чего никто не ожидал.

Я заметила ее первой. Она стояла в дверях, бледная, как простыня, и с ужасом смотрела на нас. Она заметно осунулась, под глазами у нее были круги. На ней была домашняя пижама, белая, вся в мишках и зайчиках, в которой она казалась маленькой девочкой. Она держалась за косяк и, казалось, вот-вот упадет.

– Кристина! – я встала и шагнула к ней.

Девушка продолжала смотреть на мачеху. Инна тоже вскочила со своего стула и бросилась к падчерице.

– Кристина, девочка моя, зачем ты встала? Тебе нельзя вставать, иди, немедленно ляг в постель. У тебя только утром была сильная рвота… Ты выпила таблетку, которую?..

– Ты… ты… – Кристина говорила с трудом.

Я, видя, что она едва держится на ногах, на всякий случай обняла ее за плечи, поддерживая.

– Ты всегда ненавидела моего отца! Ты вышла за него из-за денег! И сейчас, когда он в тюрьме, ты рада. Рада, что все так случилось! Ты и пальцем не шевельнешь, чтобы помочь ему… Ты еще и Татьяне мешаешь, а ведь она спасает папу!..

Тут силы ее оставили, и девушка склонилась всем телом к полу. Я подхватила ее и усадила на стул. Инна тоже подскочила к нам. Тамара кинулась наливать в стакан воду.

– Кристина, успокойтесь, – сказала я.

Девушка взяла из рук Тамары стакан и начала пить. «А может, это Инна травит Кристину?» – промелькнуло в моей голове. Что-то девушка какая-то подозрительно бледная, осунувшаяся… Не похоже это на простое отравление! А что: муженька – в тюрьму, падчерицу – на кладбище. И живи себе одна, с деньгами и магазином, как королева!

– Кристина, девочка моя, тебе надо лечь в постель, – заворковала Инна.

– И правда, Кристиночка, пойди ляг, – поддакнула ей Тамара.

Девушка отдала пустой стакан поварихе и подняла глаза на Инну:

– Зачем ты выгоняешь Татьяну? Она ведь хочет помочь отцу! Он же может сесть, и надолго, ты что, не понимаешь? Папа не убивал Антона, его надо выручать! А ты ее выгоняешь… И еще деньги предлагаешь, чтоб только она ушла – я слышала…

– Нет, нет, Кристина, ты не так поняла, я не предлагала Татьяне денег…

– Предлагала, я слышала!

– Успокойся, девочка моя…

– Не называй меня девочкой! – Кристина уже кричала, и я поняла, что она на грани истерики.

– Все, все, не буду. – Инна села на ближайший стул. – А может, вызовем врача?

– По-моему, давно пора было это сделать, – сказала я.

– Не надо! – закричала девушка, как капризный ребенок. – Я боюсь! Меня увезут в больницу.

– Все, все, мы не будем никого вызывать, ты полежишь, отдохнешь, тебе станет лучше… – ворковала Инна, вьюном виясь вокруг девушки. – А я тебе чайку сделаю, со смородиновым листом, как ты любишь. И конфетку дам…

– Не надо мне от тебя ничего! Ты не хочешь, чтобы папу отпустили…

Эти пререкания продолжались еще какое-то время, а я думала: ой, не надо бы Инне готовить чай для Кристины. Лучше бы сейчас Кристине ничего не брать из ее рук! А еще лучше – чтобы девочку увезла «Скорая», мне так было бы спокойнее. Уж в больнице-то Инне будет затруднительно продолжать травить падчерицу (если она это делает!). Хотя… можно ведь и туда пронести термос с «чаем».

Наконец, им удалось уговорить Кристину лечь в постель. В сопровождении Тамары она пошла в свою комнату, сказав мне на прощанье:

– Татьяна, когда мне станет лучше, я вам позвоню…

– Позвонишь, милая, обязательно позвонишь, а сейчас – в кроватку, баиньки… – Тамара уговаривала Кристину, словно маленькую девочку, и та послушно шла к себе.

Когда мы с Инной остались одни, она резко повернулась ко мне и прошипела:

– Убирайтесь вон из этого дома!

– Я уйду, – сказала я спокойно, – но имейте в виду: я все равно продолжу докапываться до истины. И, будьте уверены, докопаюсь! И результаты моего расследования обязательно станут известны Дмитрию Алексеевичу и милиции.

Инна взглянула на меня такими глазами, что я поняла: отныне я – ее личный враг.

Внизу, в холле, сидел Глеб. На скамейке рядом с ним лежали увядшие розы и коробка конфет. Он поднял голову и посмотрел на меня так, словно я была и его врагом тоже.

– Вас все-таки выгнали! – сказал он с каким-то злорадством.

– Как и вас, – ответила я, подходя к двери. Глеб открыл ее, и мы оба очутились на крыльце. Лорд обложил нас своим собачьим ругательством.

– Можешь не стараться: нас уже облаяли там, наверху, – бросила я псу и посмотрела на окно кухни.

Пес как будто все понял. Он сел около своей будки и проводил нас долгим взглядом. В самом деле, что на них лаять? Все равно они уже уходят – наверное, подумал он. Мы с Глебом сели в мою машину, ворота поехали в сторону, открыв нам выход. Оказавшись на улице и отъехав немного от дома Василевских, я остановилась.