– Нетерпеливая и такая горячая…

Я хнычу, ускоряя движения, стремясь получить от этой ласки гораздо больше, чем смогу выдержать, но остановиться не могу. Вскоре Рома добавляет второй палец, то погружаясь в меня, то порхая вокруг клитора, а я еле сдерживаюсь, чтобы не кричать. Лишь стону хрипло, ощущая, как первые предвестники оргазма разлетаются искрами внизу живота.

– Такая тугая, такая влажная, – доносится до слуха низкий голос, проходит вибрацией по телу, пока не тонет где-то паху. – Вся течёшь, мать его. С ума меня сводишь…

– Рома… – я больше ни на что не способна: только повторять его имя раз за разом, перекатывая его на языке, точно сладкую конфету.

Его губы на моей шее, а пальцы свободной руки – такие же умелые и ловкие – играют с возбуждённым соском сквозь ткань. Её трение по изнывающей коже – дополнительный возбудитель, хотя дальше, кажется, уже некуда.

– Давай, Ксюша, кончи для меня, – это почти приказ, и я последний раз подаюсь навстречу его руке, чтобы в следующий миг разлететься на атомы, меняя состав своей крови, изменяя ДНК.

Руки дрожат, а кислорода в лёгких так мало, что я буквально оседаю в сильных объятиях.

– Ты моя снежная королева, – шепчет на ухо, покрывая горячую кожу лихорадочным поцелуями. – Самая сладкая, самая охрененная.

Я изворачиваюсь, становясь к нему лицом, а Рома делает то, что сводит на нет остатки моего контроля: преступно медленно он извлекает свои пальцы из меня, рождая этим новую волну желания и, прямо глядя мне в глаза, подносит их к своим губам. И когда я совершенно теряю голову от этого зрелища, он не торопясь облизывает их, усмехаясь, словно Дьявол:

– Сладкая, как я и думал.

Бум! Кажется, это взорвались жалкие остатки моего самообладания.

Спросите меня, и я не смогу ответить, каким образом мы оказались в комнате. Будто бы вспыхнуло что-то перед глазами, я на секундочку потеряла и зрение, и слух, и способность хоть что-то воспринимать, а меня уже прижимают спиной к закрытой двери, клеймя кожу раскалённым оловом поцелуев. И я целую в ответ, норовя оставить на этом большом и красивом мужчине свои следы – метки, которые он уже не сможет стереть. И руки мои везде и нигде одновременно. Они живут собственной жизнью без участия давно отключившегося мозга, и я рву пуговицы на мужской рубашке, и они разлетаются вокруг пластмассовым дождём.

– Ты всё ещё меня хочешь? – жаркий шёпот где-то в районе шеи, и я быстро-быстро киваю, но Роме не нужна тишина. Он хочет слов, ответов, диалога.

И он обхватывает моё лицо ладонями, смотрит прямо в глаза, и я теряюсь в них, будто в тумане.

– Ты же помнишь, что должна говорить? – он требователен и властен, и я понимаю, что готова ему подчиниться. Готова больше, чем с кем бы то ни было.

– Я очень тебя хочу. Я тебя всего хочу, в себе… возьми меня.

Готова добавить жалкое “пожалуйста”, но мои губы снова взяты в плен, и напористый язык уже кружит вокруг моего, раз за разом сталкиваясь с ним, выбивая своей сокрушительной страстью крик из моего горла.

Плащ летит на пол и на нём, кажется, я утром не досчитаюсь пояса и парочки пуговиц, но кому какое дело? Платье постигает та же участь, и я вовсе не уверена, что смогу когда-нибудь носить ту порванную тряпку, в которую оно превратилось. Да плевать, в самом деле.

– Блядь, ты даже красивее, чем я мог представить. Чёртово совершенство.

Я смущаюсь, мне хочется прикрыться под жадным взглядом чёрных глаз, но Рома обхватывает мои запястья одной своей ладонью и заводит их над моей головой, пресекая любые попытки сбежать.

– Не смей от меня прятаться, поняла?

А в глазах такая буря эмоций, что мне больно смотреть. Мы давно уже перестали себя контролировать, сошли с ума, превратившись в двух первобытных животных. И в мире не существует сейчас ничего, кроме нас – тех, кто до ломоты в теле и искр перед глазами хотят друг друга.

Я обездвижена, мои руки скованы его ладонью, и в этом есть что-то острое и до боли волнительное. И Рома будто бы угадывает все мои мысли и тайные желания, не торопится отпускать. Напротив, ещё сильнее сжимает запястья, чтобы точно никуда не вырвалась. А я и не пытаюсь.

Он снова целует меня, этим убеждая окончательно, что сбежать не выйдет. И я упиваюсь этим поцелуем, словно пью изысканный нектар. Его вкус будоражит моё женское естество, и я вся во власти этого момента.

– Охренеть, – выдыхает Рома, когда одним ловким движением расстёгивает мой бюстгальтер, и грудь моя оказывается вся перед его взглядом.

И там всего лишь полная двойка, но Рома смотрит на неё так, будто бы ничего красивее на самом деле в этой жизни не видел. И я сама начинаю верить, что красива, точно древнегреческая богиня – женщина, сводящая с ума таких красивых мужчин.

Когда горячие губы смыкаются вокруг моего соска, я рассыпаюсь миллионами осколков и поддаюсь вперёд, бесстыдно впитывая жадные ласки. Его губы мягкие и так правильно ощущаются на моей коже, и все звуки – пошлые и неприличные – заводят до головокружения. Рома томит меня, заводит за черту, будто бы проверяет на прочность. А я истекаю соками, горю для него и пылаю в его руках.

– Пожалуйста, – говорю, не выдерживая, и Рома прикусывает мой сосок, хитро глядя снизу вверх.

– Никогда не умоляй меня, – говорит, и его губы покрывают в коротких паузах между словами кожу на ключицах, поднимаясь выше, ещё выше, пока не оказываются рядом с моими. Дыхание в уголке губ, а я обнимаю его за шею, чувствуя себя отчаянно смелой и бесконечно властной.

– Никогда. Не. Умоляй. Тебе достаточно просто сказать о своём желании, и я весь твой. До каждый чёртовой молекулы.

Слова, сказанные мужчиной в порыве страсти, – плохой аргумент, но на секундочку я позволяю себе верить.

– Возьми меня, – не умоляю больше и не прошу. Требую.

Рома хищно улыбается и подхватывает меня под ягодицы. Сжимает пальцами воспалённую ласками кожу, а я тихо вскрикиваю, балансируя на грани тупой боли и острого удовольствия. Трусь влажным естеством, ещё скрытым шёлковой тканью, уже насквозь мокрой, о его живот. Литвинов тихо шипит и тащит меня куда-то, но я совершенно не разбираю дороги. Перед глазами мутная пелена, а желание настолько сильное, что подташнивает. Никогда и никого я так не хотела. Я даже не знала, что так вообще возможно.

Я падаю спиной на кровать, а она мягкая и пружинит подо мной, но Рома не даёт мне времени оценить перемены в местоположении – опирается руками по обе стороны от моей головы, а я путаюсь пальцами в застёжке его брюк. Но, хвала моей координации, всё-таки получается справиться с тугой пуговицей и молнией.

– Ты не носишь белья, – констатирую факт, смыкая пальцы вокруг мужского члена. Большого и горячего, и на миг даже пугаюсь, что не смогу принять его полностью.