Твою мать! Вернее, мою мать, ибо Маргарита Желобова именно ею и является.

Ваня тихо присвистывает, а Ксения переводит настороженный взгляд с меня на Ваню и обратно. Не знаю, о чём думает сейчас – ревнует или нет, – но вид у неё ошарашенный.

– А я тебе говорил, что вносить её в чёрный список – неудачная мысль, – занудствует Ваня, а я шлю его на хер, никого не стесняясь.

Только извечного «а я же говорил» мне сейчас и не хватает. С матерью у нас всегда были отношения – хуже некуда. Мы разные, совершенно не можем найти точек соприкосновения, да особенно никогда и не пытались. И если раньше она спокойно обходилась без материнских инстинктов, сейчас же почему-то прям рвётся что-то между нами изменить. Только чует мой копчик: всё это не просто так. Эта женщина не очень способна любить, никогда не собиралась этому учиться, а терпеть её нравоучения и неловкие попытки сблизиться, которые делают всё только хуже, мне надоело. Психанул, после очередной ссоры добавил её номер в чёрный список, да забыл об этом. Но она упорная, если ей что-то надо. Вон, аж до Ксении добралась.

И больше всего меня бесит, что мать не назвала вещи своими именами в разговоре с Ксенией, а мне теперь разгребай. Маргарита Желобова, глядите на неё. Примадонна, не иначе.

– Ксения, а почему вы себе кофе не принесли? – спасает мою задницу Ваня, пока я перевариваю эту ситуацию.

– У меня ещё работы много, – отнекивается Ксения, глядя мне прямо в глаза, а я понимаю, что нельзя это оставлять просто так. Потому быстро сортирую документы по нужным папкам и поднимаюсь на ноги.

– Иван Сергеевич, я уже закончил, через час встретимся в типографии. Договорились?

Ваня кивает, а я ловлю его улыбку, в которой слишком много смысла, который я понимаю без слов. Мы редко видимся, всё чаще в экранах гаджетов, но у нас общий бизнес и много-много воспоминаний, потому вряд ли когда-нибудь станем чужими людьми.

– Пойдём обедать, – говорю и подталкиваю молчаливую Ксению к выходу.

Она спохватывается, улыбается во все тридцать два Ване, а тот бросает на прощание: «Благословляю, дети мои» и хохочет. Идиот, а с виду ведь и не скажешь.

Ксения.

Пока движемся в сторону закованных в хром и стекло лифтов, Рома молчит, а я прижимаю к груди толстый блокнот, пытаясь думать о работе, а не о всяких глупостях.

Ну, звонила эта Маргарита, ну, хотела увидеться срочно с Ромой… мне-то какое дело? Обычный производственный момент. Мало ли, кто это. Голос ещё у неё, правда, такой… писклявый, неприятный очень. И держалась со мной, словно я, как минимум, обязана ей принести себя в жертву. Как с прислугой она со мной разговаривала, человеком низшего уровня. Ррр, бесят такие! Знать меня не знает, не видела ни разу, а уже такой гонор. И, самое главное, она почему-то решила, что если имеет какое-то отношение к моему начальнику, а я работаю у него совсем недавно, то об меня можно ноги вытирать. Минуточку, у нас давно уже не рабовладельческий строй, и меня никто к Литвинову кабальными договором не пристёгивал, чтобы терпеть такое.

Я злюсь, разжигаю в себе досаду, и если сейчас же не успокоюсь, наделаю каких-нибудь глупостей. Или наговорю.

– Рома, куда мы? – лепечу, когда он порывисто тянет за собой в пустую кабинку лифта.

– Обедать, – повторяет, точно попугай, и нажимает большую круглую кнопку с цифрой один на подсвеченной ярко-голубым неоном панели.

Вокруг, конечно, всё слишком шикарно: строгий хром, матовое стекло, брызги хрусталя и дорогое дерево. Десятиэтажное здание, подобно гигантскому улью, переполнено людьми. Каждый в своей ячейке, каждый занят важным делом, и надо всем этим – орлом парит Боголюбов. Меня очень удивило, что они с Литвиновым – друзья детства, и Рома имеет солидную долю в бизнесе Ивана. Не 50 на 50, но что-то около. Однако, когда увидела Боголюбова не на страницах глянцевых бизнес-журналов, а вживую, он показался приятным очень, весёлым. Всё-таки люди не такие, какими кажутся – всегда найдут чем удивить.

– О чём задумалась? – спрашивает Рома, когда мы выходим на улицу, и я вдыхаю запах моря полной грудью.

– Об Иване. Интересный он человек… такую империю построил. Издательское дело тяжёлое, он молодец.

– А я молодец? – усмехается и подходит настолько близко, что мне приходится задрать голову, чтобы увидеть его лицо.

– Даже слов не хватит, чтобы описать насколько, – улыбаюсь, радуясь, что дурацкие мысли об этой Маргарите отступили.

– Поехали.

Роман быстро целует меня в макушку, забирает из рук блокнот и ведёт на стоянку, где мы утром припарковали взятый напрокат автомобиль. Бежевый внедорожник под стать Литвинову – такой же светлый и внушительный.

– Запрыгивай, моя горячая снежная девочка, – предлагает, распахивая для меня дверцу.

Из горла вырывается глупый смешок, и я не успеваю его поймать. Ну и ладно, имею я право вволю похихикать или нет? Чего это, другим можно, а мне нельзя?

– Тут ресторан рыбный есть неподалеку, туда и поедем.

Я согласна на всё, потому что в животе уже урчит. Ещё чуть-чуть и кто-нибудь услышит. То ли свежий воздух тому виной, то ли внезапная вспышка нервозности после звонка этой Маргариты, но я жутко проголодалась.

Ресторан расположен на самом берегу моря и кажется, что оно плещется у самых ног, хотя это и обманчивое впечатление. Свежий ветер касается кожи, и я жмурюсь, подставляя лицо солнцу.

– В каждую свою поездку стараюсь сюда зайти пообедать, – доверительным тоном сообщает Рома, когда мы рассаживаемся на грубо сколоченные деревянные лавки, а на дощатых стенках висят обрывки рыбацких сеток, якоря́ разных размеров, фонари и прочие неизменные атрибуты рыбацкой жизни.

– Аутентично, – замечаю и открываю меню, чтобы хоть так отвлечься.

Я не знаю, просто так мы сюда заехали, или Рома хочет что-то обсудить, но сама разговор о волнующей меня Маргарите не завожу.

– Ты мучаешься, я вижу, – в голосе усмешка, а я фыркаю, пытаясь показать, что он очень даже ошибается.

– С чего бы это вдруг? – передёргиваю плечами, изображая мисс Безразличие. – Мы пришли обедать, я выбираю блюдо. Всё тихо и спокойно. Вот ещё, придумаете тоже, Роман Александрович.

– Ксения Игоревна, кого вы хотите обмануть?

– Знаете что, Роман Александрович, – начинаю, но Рома накрывает мою руку своей, а я забываю все буквы алфавита.

– Ты меня ревнуешь, – заявляет уверенно, а я с громким хлопком закрываю меню.

– Нет!

– Ревнуешь-ревнуешь, – расплывается в улыбке и, не дав вырвать руку, подносит её к своим губам. – Кстати, здесь камбала вкусная. Рекомендую.

– Нет!

– Так ты же её даже не пробовала, – смеётся, но руку мою не отпускает, и его тёплое дыхание щекочет мою кожу. – А уже сопротивляешься.