– Вот же… я не о камбале, а о ревности!

– То есть не ревнуешь? – хитро щурится, а мне хочется его стукнуть увесистой папкой меню по светловолосой голове. Надо же было придумать, что бы я его и ревновала. Вот ещё. – А чего завелась тогда так?

Я замолкаю, потому что наш спор начинает загонять меня в угол. Если сейчас признаюсь, что на самом деле ревную его к какой-то незнакомой мне Маргарите, пусть и очень противной, то придётся признаваться, что я втрескалась в него по самые уши. Ещё возомнит о себе, не пойми что. Наиграется и бросит, знаю я таких охотников. Они остывают ровно в тот момент, когда понимают: жертва прочно увязла в силках.

Боюсь ли я, что Рома меня бросит? Честно признаться, очень. Только показывать этого ему не собираюсь. Во всяком случае, до того, как мы немного определимся со статусом наших отношений.

– Ладно, это всё лирика, – мрачнеет, когда мы в полной тишине заканчиваем поедание камбалы, которая на самом деле оказывается чудо, какой вкусной. Никогда, кажется, ничего лучше не ела. – Маргарита – моя мать.

Хорошо, что я проглотила последний кусочек, потому что точно бы подавилась. Его мать? Та противная и настойчивая женщина, которая визжала в трубку и требовала, чтобы я немедленно позвала к телефону своего начальника, а не то она быстро на меня управу найдёт – его мать? Да, я не стала посвящать Литвинова в детали нашей беседы с ней, а теперь так тем более не стану.

– Э-э-э… – протягиваю, со стороны, наверное, напоминая умственно отсталую. Потому  что действительно не знаю, как на эту информацию реагировать.

– Вот тебе и «э», – произносит и делает большой глоток воды, явно пытаясь протянуть паузу.

А я уже, кажется, снова могу связно разговаривать.

– Иван Сергеевич говорил, что ты внёс её в чёрный список… правильно, она же не могла до тебя дозвониться, меня нашла. Ей в «Полиграфсервисе», насколько я поняла, мой номер телефона дали, для срочной связи.

– Убить их мало, – мрачно заявляет, и я радуюсь, что никого из сотрудников нет сейчас рядом. Проверять, готов ли, в самом деле, Литвинов убивать из-за этого, мне не хочется. – У нас с ней, как ты, наверное, догадалась не очень хорошие отношения. Откровенно говоря, дерьмо у нас отношения.

– Почему? Расскажешь?

Я действительно готова слушать, и мой порыв очень искренний. Мне хочется получше узнать этого мужчину, хочется понять, что таится внутри его души, что давит и не даёт легко дышать. У каждого из нас на сердце лежит камень. Маленький или большой, он причиняет боль, делает нас слабыми и постепенно, день за днём, по капле отравляет кровь.

– Тебе это действительно интересно? – вскидывает глаза, а на лице прямо-таки изумление написано.

Не знаю, чему он так удивляется, но я киваю.

– В этом есть что-то странное?

– Возможно… ладно, но только не обижайся: я не очень умею откровенничать и вываливать под ноги кому-то своё нутро. Но в общих чертах обрисую.

Хоть что-то, и я подбираюсь вся, показывая, что готова выслушать всё, чем он согласен поделиться. Рома же бросает взгляд на наручные часы и хмурится.

– Ладно, если не успею, по дороге расскажу. Не хочу в типографию опоздать. Не зря же мы сюда ехали.

Он улыбается, но улыбка выходит слегка горькой, а я понимаю, насколько трудно ему сейчас. Неужели в его жизни не было никогда человека, с которым он готов был делиться тем, что его мучает? Неужели никто не был готов принять его таким, какой он есть – со всем грузом прошлого и недостатками? И самое важное во всём этом: готова ли я?

– Маргарита – из тех женщин, которые больше всех других любят себя. Ну вот так она устроена, иначе не умеет. – Рома смотрит в окно, за которым плещется море, а я задерживаю дыхание, чтобы не пропустить ни звука. Ну и ладно, если задохнусь. – Я не называю её матерью, отвык. Иногда, только в мыслях – тогда почти всегда, а стоит рот открыть, и кроме как «Марго» ничего и не вылетает. Проклятие такое у меня, наверное. Заколдован материнской нелюбовью, что даже язык не ворочается.

Горечь его слов неизбывна, и я сглатываю вязкую слюну, а она отдаёт полынью на языке.

– А почему… почему так? – выдавливаю из себя, пытаясь осмыслить сказанное им.

– Почему она меня не любила никогда? – усмехается то ли моим словам, то ли своим мыслям. – Хрен её знает. Наверное, я не оправдал её надежды, или родился какой-то не такой, или она действительно неспособна никого любить – не понять уже.

– Знаешь, она так хотела с тобой связаться… мне показалось, что ты ей зачем-то очень нужен.

– В последнее время у этой женщины обострение, – переводит на меня взгляд полный ледяного презрения и затаённой тоски. – Только ничерта я во внезапно проснувшиеся чувства не верю. Люди не меняются – это я за тридцать пять лет жизни хорошо понял. И вообще, её пятый муж меня на три года моложе, его пусть воспитывает.

– Может быть, всё-таки нужно попробовать? – робко замечаю, но прикусываю язык, потому что Рома окидывают меня настолько тяжёлым взглядом, что лучше бы ударил.

– Я никогда не даю вторых шансов, – тихо говорит, подавшись вперёд, и я ни капельки не сомневаюсь в его искренности. – А эту вздорную бабу я вообще видеть не хочу. Теперь поехали, дел – целая куча. Закрыли тему.

Он поднимается на ноги, кладёт деньги на стол и протягивает руку ко мне, но мой мобильный принимается трезвонить и вибрировать одновременно. Бросаю взгляд на экран и понимаю, что поговорка: «Помяни чёрта, вот он и появится» очень точно подходит к этой ситуации.

– Рома, – тихо говорю, протягивая ему свой мобильный, – это снова она.

Рома хмурится и чуть не вырывает у меня из руки телефон. Да уж, таким злым я его точно никогда не видела и не сказать, что дико мечтала увидеть. Потому что он бледный, глаза яростно сверкают, а его самые красивые во всей Вселенной губы сжаты в тонкую линию так крепко, что побелели. Он стремительно идёт к выходу, глядя в экран всё ещё трезвонящего на все лады телефона, а я бегу за Ромой, пытаясь поспеть за его широким шагом. Литвинов сейчас в таком странном состоянии, что я боюсь оставлять его одного.

Нет уж, моя ситуация с родителями – цветочки, по сравнению с тем, чему свидетелем становлюсь.

– Что тебе от меня надо? – рычит в трубку, а я замираю в паре шагов от него, чтобы не нарушать личного пространства. – Зачем я тебе нужен? Марго, нет, мы уже это обсуждали. Нет, я сказал. Всё, вернусь в город, сам тебя найду.

В ответ несётся что-то, но слов с такого расстояния не разобрать, но, судя по всему, она кричит. Понять бы ещё, зачем так своему ребёнку нервы портить, что он даже матерью её назвать не может. Это ж как достать нужно было.

– Забудь этот номер, поняла? Займись своей жизнью, а в мою не смей влезать.

И, не попрощавшись, прерывает звонок. Тяжело дышит, глядя куда-то за горизонт, а грудь вздымается и опадает, словно Рома марафон пробежал. На лице ни тени улыбки, лишь мрачная решимость.