расстояние, если не гнать ее слишком быстро. Но на следующий день она в путь не тронется, ей надо отдохнуть, откормиться. А если все же тронется, то очень скоро у хозяина не станет лошади.

Еще одна неприятная новость для Гленарвана и его спутников: лошадей, занятых тяжелой работой (а проделать 61 км с человеком на спине — та еще работа), надо кормить. Именно кормить, а не выпускать вечером попастись, покушать травку. В траве калорий мало, лошадь сможет на ней прожить, только если весь день пасется, не работает. А если эксплуатируешь конягу всерьез, — будь добр выдать ей для восстановления сил что-то более калорийное. Овес вполне подойдет, или ячмень. И витаминчиков неплохо бы подкинуть: морковок, яблочек.

Отряд Гленарвана лошадей не кормит. Нечем. Не запаслись лошадиной едой. Пусть травку коняшки жуют, вон ее сколько вокруг. Ну-ну…

Хуже того, эксплуатируют лошадей путники самым варварским и безжалостным образом. Например:

«Всадники то скакали галопом, то ехали шагом, ибо аргентинским лошадям, видимо, рысь была несвойственна».

А вот еще:

«День 26 октября был утомителен. Необходимо было добраться до Рио-Колорадо. Кони, подгоняемые всадниками, неслись с такой быстротой, что отряд в тот же вечер достиг красавицы реки».

Спору нет, романисты обожают пускать по любому поводу в галоп коней своих героев. Кинематографисты тоже весьма любят этот лошадиный аллюр, — эффектно, зрелищно, хорошо смотрится на экране.

Реальные владельцы реальных лошадей галоп, особенно долгий, не жаловали. Даже в сражениях кавалерия ходила в атаку рысью. Долгий галоп означал, что очень скоро владелец лишится лошади, и применяли его, когда уж совсем край: или ты спасешься от врагов, прикончив коня, или прикончат тебя.

Нам могут возразить: огромные конные армии монголов совершали длительные походы, но при этом не тащили с собой запасы фуража, двигались на подножном корме.

Да, было такое. Но при этом каждый монгол ехал как минимум одвуконь — то есть одна лошадка несла всадника, вторая двигалась налегке, отдыхала. Если же в поход выступал не совсем нищеброд, то брал с собой трех коней, захваченную добычу тоже как-то надо вывозить. Но даже при таком способе передвижения монголы во всех захваченных селениях выгребали зерно подчистую и скармливали своим лошадям. Не удавалось — поход прерывался на длительную тебеневку. Батый, например, в 1236 году топтался у рубежей Руси два с лишним месяца, откармливая истомленных долгими переходами коней.

Почитав мемуары семнадцатого, восемнадцатого, девятнадцатого веков, можно узнать из них, как люди путешествовали по Европе или России, преодолевали каждый день и 60 км, и более, — при этом лошадей вусмерть не загоняли.

Да, было и такое. Но там тоже всё работало несколько иначе.

Если в наши дни выехать из Санкт-Петербурга по Таллинскому шоссе, то вскоре, в деревне Кипень, можно увидеть одноэтажное каменное здание характерной архитектуры. А затем до самой эстонской границы примерно через каждые 20 км будут попадаться точно такие же здания. Иногда расстояние между ними 21 км, иногда 22, но не больше.

Это здания почтовых станций, построенные по типовому проекту. Там у проезжающего (не у любого, у имеющего т.н. «подорожную») выпрягали из экипажа лошадей и запрягали других, и он катил дальше. Точно так же конные курьеры меняли на станциях своих верховых лошадей. А смененные лошадки кушали зерно, отдыхали, набирались сил для новой работы.

Илл.16. Ленинградская область, почтовая станция начала девятнадцатого века. Располагались они через каждые 20-22 км, — путем проб и ошибок установили, что это оптимальное расстояние, что такой перегон ничем не грозит здоровью лошадок.

При такой системе — щадящей, бережно относящейся к конскому поголовью — Гленарвану на расстояние, пройденное в первый день пути, потребовалось бы три смены лошадей. Он обошелся одной, причем порой гнал животин галопом. Вечером никакой кормежки: идите, травку кушайте. А утром снова в путь.

23 октября отряд Гленарвана в полном составе перешел бы из кавалерии в пехоту. Лошади пали бы все до единой.

Впрочем, шанс уцелеть у коняшек оставался. После 61 км верхом за день непривычный человек лежал бы назавтра пластом: все мышцы болят, отбитое седалище болит, — на ноги-то не подняться, не говоря уж о том, чтобы сесть в седло.

Кто в отряде был привычен к верховой езде?

Талькав, разумеется. Сын пампасов, он, образно говоря, в седле родился.

Гленарван — лорд как-никак, а дворянство, особенно высшее, с детства обучали искусству наездника.

Майор — он тоже дворянин, и служил хоть в пехотном полку, но для любого армейского офицера верховая езда — дело обязательное.

Касательно остальных имеются большие сомнения.

Прошлое Паганеля, как уже упоминалось, скрывается в густом-густом тумане. Но происхождение у географа плебейское, это очевидно — нет дворянской частицы «де» перед фамилией, да и сама фамилия простонародная, образованная от прозвища кого-то из предков: паганель — небольшая сорная рыбешка из семейства Бычки, водящаяся в прибрежных морских водах.

В детстве верховой езде Паганеля не обучали, а позже он стал географом, но не путешественником, а кабинетным чиновником. Он и сам говорил, что путешествует, не вставая с кресла, по карте и глобусу. Можно допустить, что перед поездкой уроки верховой езды Паганель брал, кое-какие навыки получил, однако наездник он все равно начинающий.

Роберт Грант жил с сестрой не барствуя, чуть ли не впроголодь, и оплачивать брату уроки конкура и выездки Мэри не могла. Однако мсье Жюль Верн, глазом не моргнув, уверяет нас, что мальчик с самого начала проявил себя отличным наездником. Что-то генетическое, не иначе. Калмык среди предков затесался. Или монгол. Но гены генами, а выносливостью дети уступают взрослым. После 38-мильного пути Роберт должен был назавтра лежать пластом.

О моряках с «Дункана» долго рассуждать незачем: ни их происхождение, ни профессия не позволяют заподозрить, что эти трое опытные наездники.

Вывод прост: 23 октября все лошади и пятеро из восьми всадников не были способны продолжить путь. Но они каким-то образом