Коулмен чуть поморщилась:

— Линч подписал признание сегодня утром, и слушание назначено на четверг.

— Три дня на отречение от признания, прежде чем это попадет в новости и Моррисон будет выглядеть как еще больший придурок. Насколько помню, он ненавидит, когда его выставляют идиотом, но сам с завидной легкостью попадает в такие ситуации.

— И несмотря на то что вы советовали следовать своей интуиции, вещественное доказательство в этой коробке выставляет его еще более виновным, чем когда-либо.

— Нет, не выставляет, — возразила я. — Зачем изучать дела других убийц, наживать себе неприятности, собирая и храня распечатки материалов о них, если ты сам знаменитый серийный убийца? Эти улики еще больше делают его похожим на подражателя. До встречи.

Я вылезла из ее машины.

Сначала я постучала в дверь номера 174, но, не услышав ответа, воспользовалась вторым ключом, который получила, когда регистрировала Зака в «Шератоне». Он не убил себя, но и в номере его не было. Куда он отправился, как он туда намеревался попасть — Зак не ездит на автобусах даже в крайнем случае — и что он сейчас делает? Я быстро осмотрела комнату — ничего, кроме его небольшой холщовой сумки с парой новых нераспакованных рубашек, еще одной парой слаксов и кое-какого бельишка. А также аккуратно ламинированный снимок Джессики пять на семь. Электробритва, зубная щетка и тюбик зубной пасты в ванной.

На листке гостиничного блокнота у настольного телефонного аппарата я оставила записку — коротко и без сантиментов: «Была здесь, искала тебя. Вернешься — позвони, идиот». И добавила номер своего мобильного. Затем оторвала верх листка, переписала, убрав «идиота» и дописав «пожалуйста». Я чувствовала себя очень расстроенной тем, что Коулмен давит на меня с Линчем. Своими страхами о том, что тело в старом русле найдут. И своей собственной интуицией, что кто-то по-прежнему будет пытаться убить меня, а мне это абсолютно ни к чему. Затем я подумала: терпи, не жалуйся, ничто из этого несравнимо с потерей ребенка. Нет ничего страшнее потери ребенка.

Несмотря на то что задержалась в отеле, я пришла в «Кантину Эмери» раньше Коулмен и в этот раз заняла стул в баре. Я заказала светлое пиво и прислушалась к разговорам. Все говорили о зубах.

Парень из полиции округа, которого остальные называли Франком, поделился, что ему нужно лечить корневой канал зуба: знает ли кто хорошего эндодонтолога на Северо-Западе? Клифф, который мне уже был знаком, сообщил, что слыхал о корневых каналах, но не знает, что это такое. Эмери сказал, что у него челюсть как скала и он не припомнит, был ли вообще когда у дантиста. С победоносным видом он добавил, что дважды в день пользуется зубной нитью. Шери призналась, что ходит в «Джентл дентал», потому что ей нравятся лекарства.

А потом они все разом уставились на меня, словно человек моего возраста уж точно знаком с зубными проблемами.

— Я вставляла зубные протезы в Коста-Рике, — заявила я с легким раздражением. — Они теперь стучат, как кастаньеты. — Все рассмеялись, но скорее из вежливости, будто не были уверены, какая часть — кастаньеты, Коста-Рика или зубные протезы — являлась шуткой.

Шери, стоявшая у барной стойки рядом со мной, решилась:

— Говорят, вы знаменитость.

Франк и Клифф опустили глаза в свои тарелки.

Зазвонил мой телефон. Нерв на шее проснулся, и я приготовила свой «ах-какой-сюрприз» голос для Макса, извещающего меня, что нашел тело, — мысль, которая нависает надо мной нескончаемым ночным кошмаром. Вам знаком сон, когда вы убиваете человека и самая жуткая часть кошмара — знание того, что вы не повернете время вспять и не предотвратите это? Нет? Ну так не берите в голову. Я глубоко вздохнула и, раскрыв телефон, выдала осторожное «але?».

— Бриджид, это Лаура. Вы закончили в отеле?

— Да. Я уже в баре.

— Как мистер Робертсон?

— Его не было. Вы где?

— Да заскочила в офис просмотреть почту. Уже бегу.

Пока ждала Коулмен, я обстоятельно поразмышляла о том, как бы мне хотелось, чтоб я не делала того, что сделала. Как бы я позвонила Максу после схватки и не стала бы ничего скрывать и прятать. Но пути назад нет. И потом, если бы я не сделала то, что сделала, я бы не нашла DVD, благодаря которому узнала, что напавший выслеживал именно меня и что это может быть связано с Флойдом Линчем. Черт, мог ведь погибнуть Карло. Как бы мне хотелось остановить этот бег мыслей по кругу — никуда он меня не приведет.

Линч. Я прокрутила беседу с Уилбуром и Шампиньоном Майклом, делая паузы и отматывая назад, но не нашла ни единого признака того, что они сообщники. Наоборот, казалось, что они дистанцируются от своего сына и брата.

Казалось.

И снова по кругу…

Не дав мне окончательно свихнуться, косой луч полуденного солнца вспорол темноту помещения, и я увидела в зеркале, что Коулмен наконец прибыла. Я махнула ей, предлагая присоединиться ко мне в баре. Разговоры заметно стихли: мужчины старательно делали вид, что не замечают, как она плавно пересекает комнату. Коулмен явно чувствовала неловкость: как и при первой нашей встрече, она пробежала пальцами по тугим кудрям, дабы скрыть, что на самом деле проводит рукой по родимому пятну на виске.

— Вы как — может, лучше пересядем за столик? — спросила я.

Коулмен едва заметно поежилась, будто оправляя нижнее белье либо кобуру с оружием, и устроилась на соседнем стуле с виниловой подушкой.

— Нет, все отлично, — ответила она. — Просто мои родители — мормоны, и я так и не могу заставить себя привыкнуть к сидению в баре.

Она заказала чай со льдом у Эмери, который навис над ней не столько как добросовестный бармен, сколько как мужичок, интересующийся, что там под льняной блузкой. Положив ладони на барную стойку, он подался вперед — не сказать, чтобы с вожделением, — в ее направлении. Даже Шери проследовала мимо и покосилась на него широко раскрытыми глазами, будто предупреждая: мол, следи за собой, приятель. Это подтвердило мою догадку, что они любовники.

Эмери поставил на стойку перед нами корзинку с чипсами и мисочку сальсы.

— За счет заведения, — объявил он с характерным акцентом и провинциальной жестикуляцией, не без самоиронии и по-европейски элегантно, а затем удалился обслужить кого-то другого.

— Вы, наверное, ему нравитесь, — заметила Коулмен, показывая на чипсы, с едва уловимой грустинкой, возможно от мысли, хорошо ли иметь своего собственного бармена.

— Да он меня даже не знает. Это он с вами флиртует.

Эмери принес чай со льдом, положил чайную ложку на салфетку и подвинул ей поближе контейнер пакетиков с сахаром.

— У вас есть собака? — Коулмен, наверное, вспомнила о Барки.

— Мопсы.