Однако при этом в глазах девушки блестели непрошеные слезы.

– Ах, госпожа! Ты, верно, шутишь? Птицы не могут смеяться над нами. Они вообще ничего не чувствуют. Хочешь, я расскажу тебе об отшельнике из пустыни?

– А… Ну что же! Расскажи, – вздохнула Саломея и украдкой вытерла глаза. – Если тебе удастся развлечь меня, я, пожалуй, куплю тебе колечко.

И она грустно улыбнулась.

– А ты потом не обвинишь меня в воровстве? – испуганно спросила Аркадия, вспомнив про незадачливого раба.

– Нет, конечно! Какая глупая. Я ведь тебе его подарю. Ну давай же, рассказывай!

– Иоанна говорила, что этот человек живет как отшельник в пустыне, питается акридами и диким медом. Одевается в верблюжью шкуру и подпоясывается кожаным поясом. На голове его длинные и спутанные черные волосы, а лицо заросло длинной бородой, заплетенной в косицы. В руках он носит сплетенный из тростника крест, которым крестит. Он ходит по окрестностям, опираясь о посох, и обличает грешников. Он говорит, что скоро придет Мессия, и поэтому все должны покаяться, рассказывает о спасении. А когда человек покается, он крестит его и говорит, что его грехи прощены. Люди называют его Иоанном Крестителем.

– Странно… Разве кто-нибудь задумывается о своих грехах? Или о том, что они будут прощены? Как странно он говорит… – задумчиво произнесла Саломея. Глаза ее вспыхнули. – А что же он говорит тем людям, которые смеются над ним и кидают в него камни?

– Он призывает их к покаянию, никому не отказывая, говоря, что в этом – Божье прощение и любовь.

– Он проповедует любовь? – удивленно прошептала Саломея. – Разве между разными народами, богатыми и бедными людьми возможна любовь? Когда есть неравенство, а нашей жизнью движет борьба за власть и блага мира, в мире никогда не воцарится любовь. Впрочем, что ты понимаешь, Аркадия! – она с некоторым превосходством посмотрела на рабыню.

– Я и правда ничего не понимаю из того, что ты говоришь, моя госпожа, потому что не читала ученых книжек, которые тебе привозит из Рима отчим. Сама не пойму, почему люди так стремятся увидеть этого отшельника. Нельзя позволять глупым мыслям забивать свою голову. – Она недоуменно пожала плечами.

– Ты права! Не будем мечтать и грустить о несбыточном и большом, когда можно довольствоваться малым, но настоящим.

Стражники, охраняющие дворцовые ворота, поспешили поскорее поднять перед богато убранной повозкой тяжелую металлическую решетку. Внутри повозки сидела Саломея. Эту повозку, как и ту, на которой покачивалась довольная Аркадия, а также два мальчика-носильщика, захваченные с собой, чтобы носить покупки, везли два крепких мула. Погонщики шли рядом и с помощью палок заставляли животных передвигаться быстро и плавно, чтобы не тревожить госпожу резкими движениями. Процессию сопровождали четыре охранника верхом на лошадях.

Повозки пересекли город, миновали оливковые и апельсиновые рощи, фруктовые сады и виноградники и наконец очутились на пустынной каменистой равнине. Погонщики повернули мулов в сторону Капернаума, на пути в который располагался тот самый базар, который девушки рассматривали с дворцовой террасы.

По мере приближения к базару на дороге становилось все оживленнее. Люди стекались сюда со всех окрестностей: кто на мулах и ослах, кто пешком или на носилках. Повозки были нагружены глиняной посудой, сосудами из козьей кожи с зерном и вином, корзинами с виноградом. Пастухи шли, опираясь на свои дорожные посохи, вооруженные тяжелыми дубинами с шипами для защиты от зверей. Высокие и крепкие юноши-иудеи, одетые в овечьи шкуры, гнали вперед небольшие стада овец или мычащих волов. Заметив нарядную повозку и выглядывающее из-за шторки красивое личико Саломеи, они останавливались и с восхищением смотрели ей вслед.

Тивериадский базар волновал и оглушал сотнями голосов и яркими красками. Невозможно было понять, кого здесь больше всего. Люди торговались на различных языках. Кого только здесь не было: греки и эллины, амореи и арамеи, арабы и хетты, сирийские арамеи и римляне, полудикие сарматы из далеких степей, жители Киликии[11], египтяне, индийцы, темнокожие высокие эфиопы – все они во времена правления Ирода Антипы развивались, процветали и довольно дружно жили, стесненные только юридическими рамками римских законов.

В воздухе плыл дурманящий аромат выпекаемых лепешек и хлебов всех сортов, жареного мяса, вареных овощей и спелых сочных фруктов: персиков, груш, винограда, гранатов. Подобно пчелам, перелетающим с цветка на цветок, озабоченные покупатели и торговцы, прислужники и рабы суетились, толкались, сновали от прилавка к прилавку.

Возле прилавка с сухофруктами слышался ожесточенный спор торговца со старой важной гречанкой, за спиной которой топтался молоденький раб с наполненными разной снедью корзинами. Возле другой лавки стояли широкие круглые корзины, доверху наполненные отборными финиками, изюмом, грецкими орехами и инжиром. Хозяин приветливо кланялся каждому, кто проходил мимо, и приглашал пробовать. Поодаль орудовал над зажиточным иудеем, важно восседающим на невысокой скамейке, цирюльник-ассириец, одетый в простой холщовый хитон. Он ловко расчесывал и умащивал длинную черную бороду клиента дорогими ароматными маслами.

Из распахнутых дверей медной мастерской раздавался звонкий стук молотка по металлу. Это работал над очередным сосудом медник, выбивая на его стенках изящный чеканный узор. Пол в мастерской был заставлен уже готовыми котлами, кувшинами и сосудами для хозяйственных нужд.

Назойливые торговки старались ухватить прохожих цепкими коричневыми пальцами за полу тоги или хитона. На прилавке, за которым торговали приправами, стояли многочисленные блюда и мисочки с красными, желтыми, черными, коричневыми, белыми конусами специй. С Молуккских островов сюда привезли гвоздику, из Индии – черный перец, мускатный орех и имбирь, из Малайзии и Юго-Восточной Азии – куркуму, шафран, базилик для придания блюдам яркого цвета и аромата, кост[12], бделлу[13] и ликион[14].

Саломея прошла дальше и остановилась в торговом ряду, где торговали всякой всячиной: хризолитами, грубым стеклом, кораллами, разноцветными поясами в локоть шириной, простой и богатой одеждой, сурьмой, золотыми и серебряными сосудами, различными благовониями и мазями, ценными изделиями из оникса и муррина, слоновой костью, хлопчатыми тканями, серской материей и льняными тканями, китайским шелком.

Саломея остановилась перед одним из прилавков и принялась выбирать. Люди, останавливаясь возле нее, невольно умолкали, любуясь красотой девушки. Правильные черты лица, высокий белый лоб, огромные выразительные глаза, блестевшие подобно самым черным агатам, – все в ней дышало прелестью и очарованием. Ее гибкий стан облегала голубая туника, украшенная красивой вышивкой. Поверх она надела привезенный отчимом пеплум[15] с серебряными застежками, украшенный крупными сапфирами. Множество цепочек и браслетов, золотых и серебряных, с драгоценными камнями, висело на запястьях и выше локтей, обвивало белоснежную шею. На одном плече у девушки висел модный маленький мешочек, где она хранила сосуды с духами и ароматными маслами из Индии и Палестины. Изящные лодыжки также обвивали тонкие золотые цепочки с маленькими колокольчиками, которые тихо и нежно звенели при каждом шаге. Ногти на руках и ногах Саломеи были накрашены красной хной.