– «Скорую» вызвать не пытались? – поинтересовался Шпагин ядовито.

– И что сказал бы, когда приехали бы?! Я пришел деда по башке шарахнуть легонько, а кто-то до меня перестарался?! Не-е, так не годится. Мне за чужие дела отвечать охоты нету.

– Ладно… – Шпагин любовно погладил бок щербатой чашки. – Так что насчет выпить?

– А! – художник тряхнул всклокоченной шевелюрой. – Короче, не нашел ничего ни в шкафах, ни в холодильнике, смотрю, а под подоконником в кухне точно такой же встроенный шкафчик. Я туда, там пусто. Я фанерку-то боковую дерг, а там…

– И деньги сами упали к вам в руки? – Шпагин издевательски хохотнул, и даже в ладоши захлопал. – Супер! Всем бы так везло! Народ всю квартиру перевернул, а тайник лишь вам открылся. Повезло? Или знали?

– Знал, конечно! – тот недоуменно заморгал.

– Откуда?

– Так у меня там тоже тайник.

– Где?! – Шпагин чуть остатки чая в физиономию допрашиваемому не плеснул, так он его достал. – Где там тоже?! В квартире старика, под подоконником?! С ума сойти!!

Сергей смотрел на него, не мигая, минуту, а потом простонал:

– О, боже мой!! Как же меня это все достало!!

– Не поверите, меня тоже, – отозвался Шпагин, допил чай, протер влажный бок кружки и спрятал ее в стол. – Итак? Что за тайник у вас был в доме старика? И почему?

– Да не было у меня в его доме тайника, не было!!! – художник вывернул растопыренные ладони и обратил их в сторону Шпагина. – Точно такой же тайник под подоконником у меня! У меня в квартире!!! Все один в один: шкаф под окном, боковая стенка съемная! Понятно?!

– Теперь да, – прозрел наконец Игорь.

– Я у себя там всегда от Лидки водку прятал, когда мы вместе жили. Потом от собутыльников своих на опохмелку там оставлял. С вечера если пьем, я туда граммов двести заныкаю. С утра радость! Друганы-то никогда ни грамма не оставят, если меня раньше вырубит. Так что…

– Полез за водкой, нашел деньги, получается?

– Да. Так. И единственная моя вина, что не удержался, деньги забрал. Старику, подумал, они ни к чему. А нам с Лидкой теперь, когда все так завернулось, будут кстати. И все было бы супер, если бы Машкин мужик, урод, не притащился. Все испоганил! Все! Вы бы никогда… Никогда меня не вычислили бы…

– Увести, – произнес Шпагин еле слышно, вызвав конвоира.

У него иссякли силы. Он больше не мог слушать, не мог думать, не мог рассуждать. В голове все смешалось, перепуталось. И болезненно стучало в самое сердце, что если этот заскорузлый художник говорит правду, то…

То Маша невольно снова становится подозреваемой. Да что ты будешь делать!

Прошедшие выходные его выпотрошили, высушили, утомили настолько, что он впервые рад был их окончанию. Радовался воскресному вечеру, утру понедельника, хотя оно и случилось промозглым. С утра за окном метался ветер, посыпая стекла мелким ледяным дождем. Забытая форточка металась на ветру, квартиру выстудило, босым ступням стоять на полу было невозможно. Но Женю это не смущало. Он носился по квартире в одних трусах, подбирая разбросанные Владой вещи. Это были его вещи. Свои она собрала вчера, ура, ура, ура!!! Собрала и укатила на своем байке в неизвестном направлении.

– Пока. Увидимся, может быть, – почти не разжимая рта, произнесла она на прощание.

И укатила! А он стоял, остолбенев, наблюдал за ее суматошными сборами, и не знал: плакать ему или смеяться от невероятного счастья. Вот уж не мог подумать, что счастьем будет то, что его бросает невероятной красоты и необузданной страсти девушка. Насколько он был ослеплен и пленен ею при встрече, настолько же был счастлив при расставании.

Он мог ходить в одних трусах по своей квартире. Просто так. Не потому, что хотел, чтобы их с него сняли. Не потому, что пытался ее в пятый раз за день уложить в постель. А просто хотел ходить в трусах по квартире. Просто!!!

Женя послушал вой ветра в проводах, за которые цеплялись ветки пирамидальных тополей. Посмотрел на мокрое стекло, опустил взгляд на свои босые ступни, застывшие на холодном полу, и улыбнулся. Счастливо, беспечно, невзирая на телесный дискомфорт.

Боже, как же ему хорошо и свободно. Как легко дышалось, как далеко виделось.

Он мог сейчас сварить себе кофе, а мог и не варить. Мог разбить в сковородку пару яиц или сварить их всмятку. Или вообще позавтракать холодной сосиской, стаканом кефира. Или выскочить под дождь голодным, а позавтракать в городе. Или в той самой кофейне, где подают невероятно вкусные пирожные.

Вспомнив про кофейню, Женя помрачнел.

Маша, Машенька…

Как он мог позволить так поступить с ней?! Как мог пойти на поводу и едва не сломать Маше жизнь? Он ведь, придурок, и свои планы едва не испохабил.

Но теперь все! Теперь он станет мудрее, осторожнее и… и снова вернется к первоначальной задумке. Он должен возобновить попытки завести с Машей роман. Будет ли он продолжительным, перспективным или, наоборот, обременительным, Женя пока не знал. Он просто решил осторожно двигаться по пути, намеченному ранее, и все! В любом случае, это ему ничем абсолютно не грозит. Ничем, в отличие от…

Он все же позавтракал дома, решив сэкономить на пирожных. Его кошелек был почти пуст. Влада умела потрошить не только души!

Он съел омлет из трех яиц, бутерброд с сыром и помидором, выпил чашку кофе с булочкой с изюмом. Булочка чуть зачерствела, но показалась невероятно вкусной. Вымыл посуду, подмел пол в кухне и пошел одеваться.

Одежда, разбросанная по полу, – результат скорых сборов его удивительной подружки, никак не годилась для работы. Пришлось весь свой гардероб сортировать на испачканное и просто сильно помятое, включать утюг и экстренно гладить.

Через двадцать минут он вышел из дома и, прикрыв голову от дождя кожаной папкой, помчался на автобусную остановку. И конечно, он не мог видеть, как вслед ему из окна смотрят две пары любопытных глаз – мужских и женских.

– Он? – спросил очень пожилой мужчина.

– Он, – качнула головой очень пожилая женщина. – Вернется теперь ближе к семи вечера. Он всегда так возвращается.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – скупо улыбнулся мужчина и, галантно согнув руку в локте, довел женщину до стола, накрытого к чаепитию. – Итак, какое же варенье мне попробовать первым, Алла Степановна?..

Рабочий день у Евгения пролетел невероятно быстро и необременительно. Зевать было некогда. Единственное, что поначалу немного подпортило настроение, так это то, что Маша при встрече очень сдержанно с ним поздоровалась.

Неужели догадывается?! Неужели он попал под подозрение?!

Спина мгновенно покрылась противным ледяным потом, а глаза заметались с ее лица – бледного и прекрасного – на плечи, грудь, ноги. Снова наверх – на грудь, обтянутую бежевым джемпером, на папку с документами, прижатую локтем к боку. Почему она так холодна и неприветлива?! Что-то почувствовала? Поняла, прозрела?!