— Да нет… Ничего. Буду рад увидеться с ними.

***

Макс

Рад я буду, конечно. Особенно после того, как Тёма запретил приближаться к его сестрёнке и отправил меня в больницу на пару недель со сломанными ребрами. Не то чтобы я боялся физической расправы в это воскресенье, больше боюсь морального давления на малышку. Тёма сложный человек и, если что-то идёт не так, как задумал он, нервничает и творит херню.

Конечно же, я не брошу малышку в день рождения, а с друзьями её познакомлюсь так вообще с удовольствием. К слову, очень греет душу то, что она не противится чувствам после всего, что было, и не закрывается от меня. Зачем, если мы влюблены?

— Макс, все точно в порядке? — шепчет малышка, поглаживая моё лицо, и я вдруг расслабляюсь, потому что рядом с ней не может быть не в порядке. Я влюблен по самые уши, и мне вообще пофиг на то, что кто-то что-то имеет против нашей пары, пусть даже это и родной брат Арины. Больше ничто не помешает мне быть рядом с ней, я уверен.

— Точно, малышка. Просто по своим соскучился, вот и подвис, — вру, а потом целую свою маленькую, забывая обо всем на свете. Прорвёмся, чего бы это ни стоило. В конце концов, не увезет же он Арину в Воронеж и не спрячет под сотню замков, правда?

Малышка обнимает меня со всем трепетом и целует так нежно, что над нами уже должны появиться единороги на розовых облаках. Слишком сладко.

Оттягивает пряди волос на затылке, задирает голову, открывая доступ к шее, и жмется, как кошка, давая почувствовать горячее тело. Я целую, обнимаю крепко, провожу языком по ключицам, а малышка снова дрожит, как осенний листок на ветру, и меня это дико заводит. Заводит так, что звенит в ушах. Я теряюсь в пространстве и забываю обо всем, только целую бархатную кожу на шее, не скрытую тканью толстовки. Не смогу остановиться, чувствую это. И я понимаю, что малышка уже взрослая, но не могу не спросить…

— Малышка, а ты ещё…

Она понимает, о чем я, и качает головой, вдруг густо покраснев.

— Прости…

— Ты дурочка, что ли? — целую нос, сладкие щеки, оставляю поцелуи на веках и висках. — Вообще не важно, вот веришь? Но спросить я должен был, сама понимаешь.

— Понимаю, — она улыбается, а я тону в этой улыбке, в глазах и во всей малышке. Целую со всей страстью и любовью, что рвется из меня наружу, а потом поддеваю руками свою же толстовку, стаскивая её с почти обнаженного тела, потому что больше просто нет никаких сил сдерживаться. А малышка совсем не против, потому что помогает снять ненужную ткань, оставаясь в одном нижнем белье.

Горю, сгораю заживо, понимая, что происходит. Моя девочка здесь, со мной, дрожит от возбуждения и снимает с меня футболку, вышвыривая ту на пол.

Не могу сдерживаться. Не хочу.

Поэтому целую малышку, наплевав на боль в губе, оглаживаю стройное тело, а когда дохожу до лифчика, снимаю его к чертям и припадаю губами к груди, сжимая в ладонях, пока Арина обнимает меня ногами, сжимая так сильно, что мне почти трудно дышать.

— Боже! — Арина выгибается, хватает волосы на затылке и прижимает меня чуть ближе, захлёбываясь стоном. Не могу удержаться и прикусываю горошину соска, руками сжимая бедра. Мне, кажется, сейчас снесёт крышу, это просто сумасшествие.

— Блять, малышка, ты такая красивая, — поднимаюсь поцелуями по телу к губам, а руками снимаю остатки одежды, пока Арина целует мою шею, оглаживая руками обнажённый торс. — Я так давно хотел тебя, ты просто представить себе не можешь…

— Я так сильно… — она прерывается, когда развожу руками бедра и притягиваю ближе, к самому краю стола. — М-м, да! — стонет, стоит мне оказаться внутри. Открывает губы, закатывает глаза и пару секунд приходит в себя, привыкая к наполненности. Любуюсь. До смерти прекрасна.

***Арина

Трясёт. От того, что он внутри, от нежности, от жадных касаний, трясёт неистово.

Прижимаюсь как можно ближе, притягиваю Макса ногами и отвечаю на самый нежный в мире поцелуй, который он дарит мне, оттягивая время перед первым толчком.

Всхлипываю, когда он делает первое движение бедрами, и не могу удержаться от очередной порции касаний и поцелуев. Мне необходимо это на уровне подсознания, я нуждаюсь в нем больше, чем в кислороде.

Он движется медленно, но резко, а я, кажется, вновь улетаю в космос. Это точно стоило всех идиотских событий, да, черт, эта любовь всей жизни стоила.

Люблю. Господи, как же сильно…

Он накрывает губами мой сосок, не останавливая сладкой пытки, которую творит глубокими толчками. Стоны один за одним срываются с губ, обнимаю Макса нежно и крепко, целую везде, где могу дотянуться, и вскрикиваю, когда его пальцы опускаются на клитор, а сам он замедляет движения, оставляя на шее багровеющий засос.

Я напрягаюсь, как провод, во мне двести двадцать, коротит, грозясь взорваться. Разряды тока проносятся по телу, кончики пальцев словно колят иголками, а внизу живота собирается лава. Всё пульсирует и горит, и я горю, сливаясь с Максом в очередном поцелуе, не прекращая стонать.

Жарко, громко, нежно. Сладкие губы и неторопливые толчки, проворные пальцы на клиторе и громкие стоны, а потом сумасшедший, феерический оргазм, ровно в ту секунду, как Макс вздрагивает и хрипло протягивает такое нужное:

— Малышка…

18. Вообще-то люблю

Арина

Как в дурацких романах, лучшее утро — проснуться рядом с ним. Но… Это не первое наше утро вместе, пусть и до этого мы просыпались только в качестве друзей, а теперь… А теперь я ещё сильнее влюбленная дурочка, которая сонно улыбается и покрывается мурашками от поцелуев на шее и проворных длинных пальцев между ног. Неплохой вариант моего пробуждения…

— Это незаконно, ты знаешь? — шепчу, задыхаясь от тихих стонов. Макс лежит позади, прижимает к себе моё голое тело и творит что-то поистине невообразимое. Мы и так почти не спали, как голодающие, дорвавшиеся до самых вкусных лакомств. Просто целовались до