Пошел по краю дорожки, посыпанной хрустящими катышками розового туфа. На ходу достал мобильный, нажал кнопку связи.

— Слушаю вас, — пропела в ухо трубка дежурно-вежливым голосом автосекретаря.

— Быстрорастворимый, — произнес Злобин пароль.

В трубке тихо щелкнуло.

— Слушаю вас. — Голос был мужским, живым и жестким.

— Тридцать девятый. Для меня есть информация?

— Да, тридцать девятый, — после короткой паузы ответил оператор. — Запрос «Т» был двадцать минут назад. Адресат вам известен. На букву «И». Информация принята?

— Да.

— Конец связи.

Злобин не знал, как устроена система контрразведывательного прикрытия Генеральной прокуратуры, но только что получил возможность убедиться, что система работает без сбоев.

Он мог и не тратить время на общение с юной следачкой; предъявил постановление, забрал папку, подмахнул акт о передаче — и вся недолга. Но какой в этом интерес? Весь интерес в игре.

Стоило как бы невзначай запустить фамилию Татарский, как кто-то сразу же бросился наводить справки. И угодил в сеть, растянутую Игнатием Леонидовичем. Либо в оперативно-следственной группе Татарского сидел человек Игнатия Лойолы, либо на коммутаторе ждали звонка, в котором одновременно прозвучат фамилии Злобина и Татарского, техника сейчас это позволяет. Остальное — дело техники.

Злобин хитро прищурился на окна дома. Приоткрыл папку, сверился с данными из досье Иванова, набрал номер его мобильного.

— Да? — Тот же голос, что и в рации охранника, звучал недовольно и грубо.

— Василий Васильевич, вы меня видите? Сделайте одолжение, выйдите на крыльцо.

В трубе глухо крякнули.

— Хорошо, — проворчал Иванов и дал отбой.

Злобин сбавил шаг.

Вблизи дом показался кряжистым низкорослым дубом, надежно ушедшим в землю. Три этажа арочных окон, по четыре с каждой стороны центрального входа, выделенного белой стрельчатой аркой. Крытая терраса опоясывала дом по периметру. Окна тоже стрельчатые и узкие, как бойницы. Лестница разрубала террасу пополам. По ней можно было подняться к дверям дома или свернуть в один из входов в галерею.

Казацкий крепкий ум, доставшийся Злобину от предков, не мог не восхититься чистотой линий и зримой надежностью дома.

Мощная дубовая дверь плавно открылась, из дома вышел мужчина в распахнутой темно-зеленой куртке. Злобин узнал Иванова, фотографии в досье имелись. Только на них Иванов не выглядел сумрачным и подавленным, как медведь, не залегший в берлогу.

Он дождался, пока Злобин поднимется по девяти мраморным ступеням, первым протянул руку.

— Иванов, — сухо представился он.

— Андрей Ильич Злобин, Генеральная прокуратура. Удостоверение показать?

— Покажите.

Злобин раскрыл красную книжечку. Иванов цепко пробежал глазами по строчкам. Злобин убрал удостоверение в карман.

— Постановление на изъятие материалов доследственной проверки по факту смерти Матоянца показать? Или вы уже в курсе?

Злобин отчетливо почувствовал, как измотан Иванов. Понял, играть он не станет, выдохся. Хоть и бросили ему в лицо, что в два щелчка вскрыли его агентурную сеть, а гонор выказывать не будет, не до того ему сейчас.

На отекшее нездоровое лицо Иванова ветер бросил пригоршню мороси. Он медленно вытер лицо.

— Предпочитаете играть в открытую? — Иванов с трудом выдавил улыбку.

— Не люблю темнить. И вам не советую.

— Страна Советов кончилась в девяносто первом. Теперь капитализм, каждый ищет свою выгоду.

— Я — бюджетник. Зарплату отрабатываю. Вот поручили проверить материалы на месте, я и проверяю, — парировал Злобин.

Иванов примерился, как боксер перед ударом, и врезал:

— В открытую так в открытую, Андрей Ильич. Генеральная желает влезть в дела Матоянца?

Злобин посмотрел в его больные глаза и веско произнес:

— Не вижу оснований. Я просмотрел видеозапись, Василий Васильевич. Такая смерть никакой привязки к его бизнесу иметь не может. Классический вариант «после того, но не в результате того».

— А как по-латыни, забыли уже? — Взгляд Иванова немного потеплел.

— Да кто ее помнит! Как сдал, так и забыл.

Иванов посмотрел за спину Злобину.

— Почему на машине не подъехали?

— В ней сидит очень бойкая девушка. Не хотелось бы, чтобы этот колокольчик раззвонил на всю округу, о чем мы разговариваем. Проверку она провела под вашу диктовку, так я понял? — без промедления задал вопрос Злобин.

— На нее без слез не взглянешь, — поморщился Иванов. — Лет пять ждать надо, пока она нормальным следаком станет. Кстати, с высшим образованием у них там трое: она, зам по следствию и начальник. Остальные — ПТУ. И недокомплект в сорок процентов. О качестве работы можно и не заикаться. Вот и пришлось опытом поделиться.

— Зачем вы организовали экспертизы? Особой нужды в них я не усматриваю. И к чему такая спешка?

Иванов вновь протер ладонью лицо.

— Я хотел закрыть все вопросы. Сразу и навсегда. Частный сыск в таких случаях неуместен. Решил, все должно быть официально, каждая бумажечка подшита, каждая буква проверена. Поэтому и девочку эту чуть ли не за руку водил. Это во-первых. А во-вторых… О спешке. Не гоже такому человеку в холодильнике месяц лежать. Положено на третий день хоронить, так и схоронили, — закончил он потускневшим голосом.

— Понятно, — сухо обронил Злобин.

Иванов вновь вытер лицо. Оно у него было цвета неба, серое с темно-синими тенями в складках, от пальцев на коже остались розоватые полосы.

— А если бы он был ортодоксальным мусульманином, а вы были бы на моем месте? Как вы поступили, Андрей Ильич?

Вопрос Иванов швырнул, как динамит под ноги товарищу Сухову. Проверка на вшивость, а не вопрос.

Злобин задумался.

— Все согласно УПК, — ответил Злобин, глядя в глаза Иванову. — Богу Богово, кесарю — кесарево.

Иванов долгим взглядом осмотрел его лицо, словно высвечивая фонариком.

Отступил на шаг.

— Место происшествия смотреть будешь?

Злобин кивнул.

— Тогда лучше сюда.

Иванов повел к входу на террасу.

Они вошли под гулкие своды. Свет бил сквозь бойницы, рассекая полумрак острыми клиньями.

— Родные дома? — спросил Злобин.

— Уехали на кладбище, — коротко ответил Иванов. — Первый день, так полагается.

— А вы?

— Я там уже был. Рано утром.

Злобин обратил внимание, что на террасу из дома выходят несколько дверей.