в архитектурном плане. Ученые города хотели собрать знания отовсюду и привести их к тому, что Евклид назвал бы "точкой", которую он определил как "центр круга".

Хотя вначале Евклид был единственным греческим автором, удостоенным такой чести, вскоре число переводов с греческого на арабский, иногда на персидский, начало расти - прежде всего, трудов Аристотеля. (Отчасти благодаря этим переводам Аристотель стал известен просто как Философ. Никто не был более энтузиастом в продвижении этого все более обширного проекта перевода, чем аль-Мамун.

Знания, накопленные в Багдаде, охватывали все области, которые сегодня мы бы назвали STEM (наука, технология, инженерия и математика) и гуманитарные науки, напоминая о том, что наша нынешняя система - не единственный способ организации знаний. В Багдаде астрономия и математика, а также трактаты по медицине передавались бок о бок с текстами по литературе и истории. Ученые считали эти области знаний взаимосвязанными. Ясно одно: правители и ученые Багдада решили, что различные области знаний, созданные в прошлом, могут быть полезны в настоящем.

Растущее преобладание греческих текстов в этом проекте перевода было не так уж удивительно, учитывая, что арабское завоевание быстро распространилось на восток, включив в себя Персию и Бактрию (современный Афганистан), и, наконец, достигло Индии. Соединив Индию с Ближним Востоком, новая мусульманская империя восстановила обширную территорию, на которой Александр Македонский разбросал греческие поселения, греческий язык и греческое обучение. После смерти Александра его империя распалась на различные части, каждую из которых возглавлял свой род, но это имело долгосрочный эффект: греческий язык, а значит и греческое обучение, стал общим языком в широком регионе (побудив Ашоку сделать надпись на одном из своих столбов на греческом языке). Центром греческого мира Александра была Александрийская библиотека, которая теперь была включена в арабский мир. Опираясь на греческую культуру, арабским правителям не пришлось выходить за пределы собственного царства, а только в прошлое: их новая империя была построена поверх ряда ранее существовавших. Вместо того чтобы искоренить то, что было раньше, они сохранили это, перевели и включили в свой собственный взгляд на мир.

Другой империей, на которую опирался новый арабский мир, была Римская империя. Западная часть империи была в упадке, ее захватили готы из Центральной Европы. Выжила только восточная часть, центром которой была Византия, хотя большая часть ее территории отошла к арабам. В своем ослабленном состоянии Византия замкнулась в себе и потеряла интерес к сохранению всего корпуса греческой мысли. Отчасти проблема заключалась в том, что город считал себя последним защитником христианства на востоке, а это означало, что он становился все более подозрительным к своему собственному дохристианскому прошлому. В 529 году император Юстиниан запретил язычникам преподавать, в том числе ученым, изучавшим тексты, сохранившиеся от языческого прошлого, такие как труды Евклида, Птолемея и Аристотеля - именно тех мыслителей, которые вскоре будут переведены на арабский язык. Это означало, что языческие тексты должны были переписываться христианскими учеными, если вообще переписывались. (Было утрачено не только знание дохристианского канона; Византия также утратила искусство возведения больших каменных колонн, центральное для строительства греческих храмов и рыночных площадей, и литья из бронзы, поскольку экономические и художественные амбиции города уменьшились).

К счастью, багдадское хранилище мудрости взяло на себя работу по сохранению классического мира в то время, когда Восточная Римская империя, казалось, отказывалась от него. Ситуация не сильно отличалась от того, как буддизм потерял позиции в Индии, но процветал, переходя из Индии в Китай, а затем, когда буддизм подвергся гонениям в Китае, продолжился в Японии. Таким образом, Багдад рос в знаниях, переводя и храня знания из разных культур в своем центре власти, независимо от того, откуда эти знания приходили. Стремясь к знаниям издалека, ученые Багдада следовали известному высказыванию, приписываемому пророку Мухаммеду: "Ищите знания, даже если они находятся [так далеко, как] в Китае, ибо поиск знаний - религиозный долг каждого мусульманина".

Несмотря на преимущества багдадского коллекционного проекта, приток иностранных текстов в конечном итоге привел к обратной реакции. Не только император Юстиниан с его эдиктами против языческих учений был обеспокоен существованием языческих традиций; исламские ученые тоже были обеспокоены, и по схожим причинам: проблема заключалась в том, как примирить монотеизм с языческими знаниями. Ислам теперь господствовал на огромной территории и стремился найти новообращенных. Его приверженцы не испытывали особых трудностей с такими работами, как геометрия Евклида или индийские методы расчета движения небесных тел. Но Аристотель создал систему мышления, включающую фундаментальные взгляды на природу Вселенной, объяснение того, почему все происходит именно так, как происходит, что могло рассматриваться как столкновение с основными догматами ислама (или, возможно, это была еще одна версия того, как Сократ вступил в конфликт с собственным городом за введение новых богов). Именно в этот момент на первый план выходит разница между более техническими формами знания и фундаментальными убеждениями, между "ноу-хау" и "ноу-хау".

Поборники багдадского проекта перевода не дрогнули, отчасти потому, что поняли: привнесение греческих знаний в Арабскую империю не ослабило ислам. Гарун аль-Рашид и его сын видели, что в конкуренции между различными религиями и философиями исламу нужны более острые инструменты, и они были готовы найти их либо в далеких странах, либо в интеллектуальных остатках прошлого. Существовала конкуренция между различными традициями знания; изучение того, что было создано более ранними культурами, добавило бы утонченности и силы нынешним культурам. Кроме того, существовало множество технических аспектов "ноу-хау" - формы аргументации, логическая последовательность, техника письма и мышления, - которые можно было передавать из одной культуры в другую. Инструменты мышления, ставшие доступными благодаря проекту перевода, помогли исламским священнослужителям и правителям вести дискуссии с представителями других религий.

Византия была поучительным примером того, как поворот вовнутрь и закрытие интеллектуальных возможностей сопровождает, а иногда и ускоряет упадок. Гарун аль-Рашид и аль-Мамун поняли, что если они хотят создать мировую империю, то не могут отгородиться от мира. (Византия пережила возрождение интереса к текстам классической древности через несколько столетий после эдикта Юстиниана, чему способствовала императрица Ирина, пришедшая к власти в 780 году и отозвавшая изгнанных ученых. Кроме того, можно было заработать на продаже копий классических текстов коллекционерам из Багдада).

Багдадский переводческий проект стал демонстрацией важного принципа в истории культуры: заимствование культурных продуктов может быть огромным источником силы. Вместо того чтобы ослаблять заимствующую культуру, заимствование может укрепить ее, снабжая культурными ресурсами, знаниями и навыками, которые теряются для тех, кто беспокоится о происхождении, праве собственности или идеологической чистоте.

Именно это непредвзятое отношение и превратило Аристотеля в фигуру, которая могла преследовать аль-Мамуна во сне. Пересказывая