Подъем к посту делился как бы на две части, сначала длинный и довольно крутой, потом вход на поляну, дальше пологий короткий, уже к воротам ограждения.

Рядовой Беленко проговорил:

– Что-то, пацаны, пост светится слабо.

– Отставить разговоры! – одернул его разводящий. – Не наболтались в караулке?

– Да ладно тебе, никто же не слышит.

– Порядок есть порядок.

Невыспавшийся Ганин пробурчал:

– Задолбал ты, Гусев, своим порядком. Уже тошнит, командиру подавай порядок, старшине, взводному, дедам. А в чем порядок? В том, чтобы отбить постели, выровнять кровати, табуретки, одеяла по нитке, надраить полы, а потом ковыряться с БМП в парке? Если соблюдать порядок, то после завтрака у нас должны быть занятия, в том числе в казарме, изучение уставов, саперного дела. А что на самом деле? Только политзанятия по вторникам и пятницам проводятся, а после командир хрен положил на расписание. Все в парк. Ковыряться в технике, мести территорию, белить бордюры, подкрашивать ворота. Как еще не заставляет деревья зеленой краской мазать?

– Да заткнись ты! – не выдержал Гусев. – А то с поста свяжусь с начальником караула и запрошу замену. Чего пургу гонишь? А кто позавчера полдня по плацу строевым ходил? А до этого на стрельбище палил?

У часовых на посту имелись телефонные трубки, а розетки находились в разных местах. Вставил штепсель, нажал на тангенту – и говори с офицером или его помощником, докладывай о происшествиях. А такие бывали, иной раз и весьма забавные.

Как-то часовой шестой роты до наряда получил посылку. Делиться с сослуживцами всем, что в ней было, он не стал. Печенье, конфеты высыпал на кровать – разбирайте, мол, – колбасу и сгущенку спрятал. После обеда съел половину колбасы, выпил полбанки сгущенки, остальное спрятал, прицепил к подматраснику.

Прошел развод. Солдат этот заступил на первый пост в штабе, у знамени части. Тут-то живот у него и скрутило. Дежурный по полку ушел, помощник на КПП, оперативный закрыт. Никого вокруг. С поста уйти – серьезное нарушение, можно и под трибунал попасть. Но не делать же в штаны? Рванул боец в туалет. А тут начальник штаба с проверкой из дома нагрянул. Поел солдатик, называется, колбаски, выпил молочка, ровно на пять суток ареста.

То же самое могло произойти на любом другом посту, но там проще. Зашел в укромное место, сделал дело, связался по телефону с караулкой и объяснил проблему. Заменят и отправят в санчасть, в дизентерийный блок.

Смена вышла на опушку. Солдаты выдохнули, знали, что дальше пойдет легче.

Но внезапно изогнулся Ганин, шедший в замыкании. Он упал на колени, автомат свалился с его плеча.

– Ты чего, Тимур? – воскликнул Беленко.

– Я… больно.

Солдат повалился на живот, и тогда разводящий и караульный увидели в спине Ганина рукоятку ножа. Они не знали, что его метнул Монгол.

Сержант сбросил автомат с плеча, схватился за рукоятку затворной рамы, но передернуть ее и загнать патрон в патронник не смог. В панике он не снял автомат с предохранителя, да и противника не видел.

Двое мужиков налетели на них с двух сторон. В руках ножи. Беленко завизжал от страха и присел от страха.

Разводящий продолжал дергать затворную раму. Ни он, ни караульный даже не подумали о том, что у них есть грозное оружие ближнего боя, штык-нож, примкнутый к стволу автомата. Им можно отбить любую атаку. Но неожиданность – очень важный фактор в рукопашной схватке.

Монголу и Гривулу удалось сблизиться с солдатами. Первым от скользящего удара ножа по горлу свалился Беленко.

Сержант Гусев наконец-то сообразил, что надо делать, и выставил вперед штык. Но было поздно. Монгол отвлек его на себя, Гривул метнул нож ему в спину.

Убедившись в том, что вся смена мертва, Монгол негромко крикнул:

– Сиплый, Обух!

Подбежали бандиты, держа в руках автоматы, ремни с подсумками и ножами.

– У нас порядок, Монгол.

– Часовые точно мертвы?

– Да, но у вас тут кто-то слишком громко кричал.

– Да, было такое. Но главное в том, что мы не допустили выстрела. Теперь быстрее уходим. В парке могли слышать визг этого щенка. – Монгол кивнул на дергающееся в судорогах тело Беленко.

Подхватив автоматы, подсумки, ножи, бандиты побежали в лес, оттуда протоптанной тропой двинулись вниз. На половине пути Сиплый рассыпал порошок, отбивающий нюх у собак. В полку служивые псы не числились, но тут наверняка объявится милиция, а у нее разыскные собаки точно есть.

В 23.35 они вышли к «Москвичу».

Монгол открыл багажник:

– Оружие сюда!

Бандиты забросили в багажник автоматы, подсумки, штык-ножи, вставленные в ножны, загрузились в салон.

Не включая света, Алаев вывел машину на грунтовку. Неожиданно, как и многое другое сегодня, прогремел гром, сначала удаленный, затем близкий. Сверкнула молния, вновь раздался грохот, и ударил ливень.

– Отменно! – закричал Гривул, сидевший рядом с Монголом. – Теперь никаких следов легавые не найдут.

Алаев цыкнул на него:

– Помолчи! Такой ливень может превратить грунтовку в грязевое месиво, а другой дороги поблизости нет. Застрянем – кранты!

Он увеличил скорость. Ливень немного стих. Бандиты успели пройти грунтовку и подъехали к городьбе участка Монгола. Только там они облегченно вздохнули.

– Пронесло, твою мать! – пробурчал Грива, и Обух тут же спросил с заднего сиденья:

– Ты чью мать имеешь в виду?

– Да я так, к слову.

Ругательства по матери считались в преступном мире недопустимыми. За них можно было серьезно поплатиться.

– Чего сидим? – заявил Монгол. – А ну все из тачки! Похватали оружие и в сарай!

Бандиты вышли из машины, отнесли оружие в сарай. Монгол открыл задние ворота, загнал во двор «Москвич», вышел к крыльцу у переулка, посмотрел на село. Все темно и тихо. Шум дождя заглушил звуки двигателя, а свет у подъезда он не включал.

Главарь банды прошел в сарай, открыл замаскированный вход в подвал. Его люди опустили туда оружие, и он закрыл крышку.

Бандиты стряхнули капли с одежды, оставили сапоги на крыльце, прошли в дом.

Монгол зажег керосиновую лампу. Шторы были плотно закрыты.

Подельники расселись вокруг стола.

Алаев осмотрел их, усмехнулся и сказал:

– Ну вот и повязали нас кровью. Теперь, мужики, назад ходу нет.

– Зато есть деньги, – заявил Обухов. – И еще получим.

Корнин вздохнул и проговорил:

– И вышка всем теперь светит. За часовых нас точно к стенке поставят, если поймают.