но и она может стать ориентиром в размышлениях об опыте животных. У многих животных сенсорные потоки в известной мере изолированы друг от друга, но состояния, подобные настроению, насыщению или стрессу, могут охватывать все их существо целиком.

Если мы откажемся от, надо признать, чрезвычайно соблазнительной идеи крошечных добавочных «я» осьминога и предположим, что общий центр опыта у этих животных активен постоянно, то и в этом случае строение тела осьминога довольно экзотическим образом будет влиять на его опыт. Осьминоги могут довольно долго тихо лежать, как это делают кошки, и, вероятно, дремать. Иногда же они, напротив, проявляют взрывную активность: носятся на реактивной тяге, кидаются мусором, роют норы. А иногда поведение животного представляет собой нечто среднее, и такие моменты особенно интересны в свете вопросов о воспринимающем «я». Осьминог может разгуливать по ровной местности, и кажется, что действиями его щупалец управляет центральный мозг, но при этом они – явно по собственному почину – отклоняются и совершают массу необязательных действий. Когда осьминог находится в покое, две или три его конечности могут одновременно расползаться в разные стороны. Хотя осьминог многие свои действия направляет, прибегая к помощи зрения, другие органы его чувств также прекрасно развиты. Присоски на щупальцах усыпаны химическими датчиками. Когда осьминог касается щупальцем вашего пальца, он пробует его на вкус; осьминог различает прикосновение руки в латексной перчатке и обнаженной кожи. Кроме того, оказалось, что кожа осьминога чувствительна к свету. Конечно, нельзя сказать, что он видит кожей, – поверхность его тела не способна сформировать и обработать изображение, – но эти животные буквально кожей ощущают не только интенсивность света, но и его изменение, тени и, возможно, даже цвета и оттенки.

Если сложить все вместе, то получается, что перед нами опыт, данный в форме, весьма отличной от нашей собственной. Учитывая, что сенсорная информация от кожи и присосок на щупальцах поступает не только в периферические нейронные сети, но и в центральный мозг, осьминог кажется существом, оснащенным обширной ощущающей поверхностью и довольно непредсказуемым с точки зрения центрального мозга. Блуждая, щупальца меняют очертания тела, наталкиваются на предметы, поверхности и химические вещества, которые вызывают сенсорные впечатления, причем случиться это может в нескольких щупальцах одновременно. Осьминог действительно имеет точку зрения, но изменчивую и порой, вероятно, хаотичную. Пытаясь поставить себя на место этого животного, я начинаю галлюцинировать, но для осьминога это проза жизни{143}.

Вниз, к звездам

Как-то раз в середине австралийской зимы я спустился вдоль закрепленного на дне троса в Октополис. Меня сопровождал Мэтт Лоуренс, обнаруживший это место десять лет назад.

На поверхности светило солнце, но по мере того, как мы спускались, краски выцветали, а свет мерк. Скоро мы оказались над плоской равниной, которая окружает город осьминогов. Добравшись до Октополиса, мы увидели, что вокруг него дежурят четыре акулы, словно бы взяв город в оцепление. Акулы принадлежали к тому же виду, что фигурирует в части «Осьминог и акула», но были гораздо больше. Одна была длиной как минимум два с половиной метра. Осьминоги затаились и старались не высовываться, поэтому мы с Мэттом отправились дальше.

Дно в этой части залива покрывают мягкий серый песок и водоросли всех оттенков зеленого – от оливкового до почти черного. Когда мы чуть удалились, я заметил полянку морских звезд; их там было неожиданно много. При ближайшем рассмотрении это оказались морские лилии. Их нечасто называют морскими звездами, поскольку имя зарезервировано для близкородственного вида с толстыми лучами. Но и те и другие – иглокожие и принимают форму звезды. Морские лилии с их изящными лучиками оправдывают свое название: они действительно напоминают пышные бутоны.

Тип иглокожих делится на два больших подтипа. Кринодеи (Crinoids), к которым принадлежат и морские лилии, относятся к одному из них, а знакомые нам морские звезды и морские ежи – к другому. В класс кринодей входят как самые подвижные, так и наименее мобильные виды иглокожих. Одни, как морские лилии, держатся за дно стебельком. Другие умеют плавать.

Морские лилии, поселившиеся рядом с городом осьминогов, маленькие, с лучиками не больше пяти сантиметров в длину. Цвета они в основном белого или серебристо-белого, но встречаются и темно-фиолетовые. Не то чтобы они были повсюду, но нельзя было продвинуться хотя бы на несколько метров, чтобы какая-нибудь из них не появилась в поле зрения, вынырнув из тусклого света. Мы плыли над полем звезд.

Продолжая наше путешествие по истории эволюции животных, в этом месте мы совершим следующий важный шаг и перейдем с одной ветки древа жизни на другую. На эволюционном древе животных есть большая ветвь билатеральных видов, к которым мы перешагнули от кораллов с их радиально-симметричными телами. Ветвь билатерий, в свою очередь, делится на две. К линии первичноротых принадлежат членистоногие, в том числе раки и крабы, а также моллюски, в том числе осьминоги и брюхоногие. Вторая линия, к которой относятся позвоночные, в том числе человек, – это вторичноротые. За исключением нежелательных вторжений акул, пары встреч с рыбами и асцидиями, мы в этой книге на ветвь вторичноротых еще не забирались. Но с этого момента и дальше мы плотно ее оседлаем. И первой нас здесь встречает – неожиданно – морская звезда.

Иглокожие существуют как минимум с кембрия{144}. Реконструкции изображают первых иглокожих в виде плоских ползающих существ, похожих на других ранних билатерий, как мы их себе представляем. Они эволюционировали, принимая самые разные несимметричные, а затем спиралевидные формы, но остановились в итоге на теле в виде звезды, что кажется шагом назад, возвратом к мягкому кораллу из третьей главы.

Некоторые морские звезды довольно ловко ползают, а морские огурцы меня вообще поражают: как-то раз я видел, как по дну перемещались несколько крупных особей, лихорадочно набивая рты пищей. Но многие иглокожие предпочли неторопливую жизнь в теле, похожем на цветок.

Мы плыли над полем этих животных. Но жили здесь не только звезды. Когда мы добрались до места, которое можно назвать выселками Октополиса, появился крупный тюлень. Он стремительно приблизился к нам, остановился, чтобы рассмотреть, и умчался прочь. Двигался он с невероятным проворством, вращаясь вокруг своей оси и с легкостью рассекая пространство.

Тюлень подплыл так близко, что чуть не ткнул меня головой. Затем он еще раз развернулся, поднялся вверх и исчез в направлении воздуха и света, оставив нас внизу среди звезд.

7. Желтохвост

Сила

Я возвращался к берегу после спуска в «трубу» залива Нельсона и остановился в последнем глубоком месте перед мелководьем. Внезапно, даже не успев осознать своего движения, я повернул голову и оказался в гуще проносящихся мимо ракет. Их было несколько дюжин, каждая около метра в длину, с тонкими серповидными хвостами; бока рыбок отливали серебром. Меня окружила стайка желтохвостов (эту рыбу называют еще золотистой лакедрой). Хвостики рыб казались слишком изящными, чтобы вырабатывать энергию, которая от них исходила. Движущая сила позвоночных как она есть!

Я был посреди косяка, когда рыбы резко и дружно развернулись, описав дугу, похожую на полумесяц их хвостов, и исчезли из виду. Мне казалось, я могу в буквальном смысле услышать электричество, гудящее в их мускулах, – потоки ионов, с усилием сокращающиеся клетки. Ощущение звука было иллюзией, в море по-прежнему было тихо; все, что я ощутил, – содрогание воды вокруг моего тела.

Скоростью и силой славятся самые разные представители животного мира, и с некоторыми мы уже встречались: медуза, стреляющая крошечными гарпунами стрекательных клеток, рак-богомол с его подпружиненными булавами. Но генерировать быстрое движение на уровне целой большой рыбы, проталкивать тело такого размера сквозь плотные слои воды – совсем другое дело. На примере желтохвостов мы наблюдаем торжество мускулатуры и строения тела позвоночных, у которых мышцы прикреплены к костям. Стремительные рыбы – яркий пример того, сколь мощная двигательная энергия доступна животным.

История рыб

Рыбы играют особую роль в моем повествовании о путях эволюции,