мы, просто громче. Он убил Ньепса! — кричал второй, все еще пытаясь затянуть в темноту первого, который стал кричать.

— Разве мы этого не хотели?

— Нет! — и слуги скрылись в темноте библиотеки. Третий, вздохнув, медленно побрел за своими товарищами, что-то ворча себе под нос.

Я пошел совсем в другую сторону. Факел даже не взял. Передо мной была пустота, темные колонны, которые выделялись среди мглы, я обходил, ступая по лужам, камням, иногда спотыкаясь и падая, но медленно вставая и идя вперед. По всей библиотеки были эхом слышны голоса толпы, птиц и звуки падающих книг. Но чем дальше я отходил, тем больше тишина давила на уши. Я медленно брел по сырому помещению, постоянно чувствуя запах книг. Где-то сами собой перевернулись листы, где-то кто-то полз, а шорохи не отходили ни на шаг от меня.

Разумеется, я понятия не имел, где нахожусь, что делаю, как я сюда попал. В моей голове как-то разом все выключилось. Была лишь одна мысль, что я везде, где только мог, оплошал, и это давило на все тело. Было сложно чувствовать страх, что-то переживать, когда в голове возникает полная каша, которая невольно затягивает тебя в себя, строя перед твоим разумом высокий забор, изолируя тебя от окружающего мира. Существует только сырая и темная дорога без цели, какого-либо света. Окружение состоит из страшных, таинственных звуков, которые могут тебя схватить, утащить и убить, но ты спокоен, громко топаешь ногами, а в голове- такой же туман. Ты будто бы декорация этой библиотеки- одна из его колонн. В тебе нет эмоций, чувств, страхов- равнодушная и пустая книга, невыразительная и холодная. Я брел по скользким камням, вся нога уже была в синяках, но останавливаться было нельзя. Как-то надо идти вперед, иначе…

Я споткнулся о что-то мягкое и упал на не такой же мягкий каменный пол. Присмотревшись в темноту, я увидел нечеткий силуэт сидящего человека, который что-то держал в руке.

— Ты, видно, не слишком обрадован, — мой голос на некоторое время стал единственным живым звуком в помещении.

Темная голова посмотрела на меня.

— Ты тоже особо не веселишься, — глухо отвечал Атан.

— Ну, у тебя явная причина быть счастливым.

— У меня есть право быть и несчастным.

— Ты получил, что хотел, так почему не смеялся вместе со мной? Почему не поддержал меня?

— Это…,-рука, покрытая тенью, слабо подняла предмет, который держала. — Пустой роман. Даже смысла нет. Он обыкновенен. Драма… Глупая драма.

— Вся книга?

— Все, — горько выплюнул библиотекарь, упав на пол. — Все- пустой и бессмысленный роман.

— Такой красивой метафорой ты так безобразно перечеркнул жизнь.

— А на что ее подчеркивать?

— Тут уж не от нее зависит, быть тебе счастливым или нет. Цели не она выбирала.

— Но она могла намекнуть…

— И ради этого ты убил Ньепса? Ради этого намека?

— Да… Все равно он такой же, как я.

— У тебя есть семья?

Атан промолчал.

— Значит, — сказал я и тоже лег на холодный и неудобный пол, смотря на плавное движение дымки в воздухе. — Ты не такой же. Ты убил чужого. Ты- убийца.

— Убийца… И что же дальше? Я же… Ничего не чувствую.

— Значит, ты самоубийца.

— Почему? — вскочил Атан. — Я убил его! Не себя! Почему я самоубийца?! Я же жив!

— Ты знал, что ничего не найдешь с тем ключом. Так почему же Ньепс мертв?

— Как минимум, потому что он этого заслужил.

— Заслужил стать невинной жертвой твоего размашистого удара себе грудь?

Силуэт Атана смотрел на меня. Я чувствовал, как сквозь книжный туман сочится грусть. Он не хотел признавать своего самоубийства. Ему была страшна мысль об убийстве себя.

— Что же ты ожидал, когда взял ключ?

— Я ожидал…, — библиотекарь лег так же, как и я на холодный каменный пол. — Я ожидал, что найду смысл. Думал, что те запретные книги- это мое оправдание.

— Твоим смыслом стал Ньепс. Его убийство. В твоей жизни появилось что-то, кроме зависти, ведь так?

— Я думал, что запертые книги- это грязные секреты Ньепсов, их грехи. Я хотел чем-то отплатить Богу за содеянное убийство, хотел смягчить свое наказание…

— И вместо секретов здесь- пустые романы, которые так любил один из Ньепсов. Интересно, какой из них?

— Да какая разница? — Атан бросил в темноту книгу. — Я одного не могу понять… Почему себя? Я же еще жив.

— Как близко ты к смерти?

— Я бессмертен, — после молчания, Атан встревоженно переспросил. — Я же бессмертный?

— В твоих руках твоя же жизнь. Ты стал свободен.

— А вместе со свободой что-то ушло…

— Что же?

— Смысл…

— До этого ты подчинялся, гнался за Ньепсом, был слугой. Теперь же ты человек. А люди смертные.

— Но ты…, — библиотекарь поднял на меня голову. — Ты тоже бессмертен.

— Ты не прав. Я человек.

— Нет… Ты не человек… Ты…

— Кто?

— Что случилось с тобой? Нет, даже не так… Что ты натворил?

— Видимо, что-то ужасное.

— Ты тоже убил?

— Нет.

— Значит, убиваешь…

— Знаешь, наш разговор стал мне скучен. Советую тебе куда-нибудь спрятаться. Не вечно же им тебя искать.

— Кого? — он схватил мою руку, пока я вставал. — Кого ты безжалостно расчленяешь? Ответь мне!

— Тебе на что? — я вырвался. — Я не хотел! Я не хотел запускать этот процесс, но он начался!

— Только не говори, что это Вайолетт…

— Нет. Точно не она. Ее я не смогу утопить.

— Тогда кто? — я не видел его глаз, но чувствовал их интерес. В таком состоянии ранее самоуверенный и хитрый библиотекарь превратился в жалкую мышь, которая просит кусочек сыра, как половая тряпка на улице всем своим видом просит, чтобы ей еще воспользовались.

— Ты знаешь.

— Безликий?! — он снова крепко сжал мою руку.

Я ничего не ответил.

— Но как ты умудрился…

— Дело случая. Повезло оказаться не в то время, не в том месте.

Я повернулся и стал отдалятся от темной жалкой фигуры пухлого библиотекаря. Атан полз за мной на четвереньках и все время кричал:

— Расскажи, как ты это сделал! Почему я не смог, а у тебя получилось? Расскажи мне все! — я не стерпел и повернулся к его силуэту.

— От смерти не убежишь. Нанеси, наконец, последний удар и покойся с миром. Я уже пытался спасти, в итоге, убил.

После этого библиотекарь остался на месте и больше ничего не сказал.

Сразу стало тихо. Ужасно тихо. Эта была эмоциональная разгрузка для меня. Все сомнения и вся боль ушли после разговора с отчаявшимся. Его бы я не спас, а только ускорил то, что и так движется чуть ли не со скоростью света. Почему же