дорогая вещь?! По-твоему, жизнь- даже чужая- ничто?! — грязное и холодное дуло пистолета упиралось в щеку. Его наглые движения начинали выталкивать меня из состояния равновесия.

— А сколько под твоими ногами было разбито драгоценностей, — я злобно смотрел на него. Рука безликого выпрямилась и напряглась. Теперь пистолет упирался мне в лоб. Лувр молчал.

— Ты не убьешь меня, — разговор раздражительно продолжался.

— Ты так уверен? — он самоуверенно поднял голову.

— Да. Потому что я вижу тебя. — рука безликого дрогнула. — В тебе накопилось достаточно. Еще одна потеря и- бум. — мои руки показали взрыв. — Ты на пределе. Неужели хочешь устроить еще одну массовую казнь? Для тебя ведь «драгоценности»— это все. Так разбей их, как разбил остальные. Выстрели и начни кошмар. Ты воплощение гнева. Твой смысл- убивать. Ты изначально был создан для смерти, так проснись после спячки. Убей.

— Себя…, — Лувр медленно опустил пистолет. — Я убиваю себя… Город и я…

— Связаны? — я рассмеялся. — Нет, вы точно не связаны. Твоя жизнь не в этих улицах, не в этих людях, — я достал из кармана фотографию. — Твоя жизнь тут.

— Это я? — он осторожно протянул руку.

— Ты. Здесь твоя жизнь. Здесь твоя свобода. Здесь ты. Не город, не Вайолетт, не я, а фотография- она смысл твоей жизни. Видишь? Какое размытое лицо, пленка потускнела, вон трещины и небольшие разрезы в углу. Она скоро развалиться, а за ней- ты.

Его руки тянулись к фотографии, будто бы маленькие бледные ручки младенца пытались достать до ладони матери. Но я убирал руку все дальше и дальше. Мне казалось, Лувр заплачет и начнет на коленях умолять меня отдать ему фотографию.

— Чего ты хочешь?

— Ее…

— Врешь. Чего ты хочешь?

— Жить…

— Тогда фотография тебе не за чем. Оставь ее и свои мечты. Живи и начни жить нормальной жизнью.

— Я не могу…

— Можешь. Стань живым.

— Нет… Я не хочу…

— Ты хочешь уйти?

— Куда? Уйти? Нет, не могу… Я хочу… Остаться…

— И ты тянешься к последней звезде, оставаясь по пояс в воде? Ты среди океана. Один. Какой смысл идти к жизни?

Лувр упал. Его голова не могла подняться под тяжестью собственного горя. Он стонал.

— Я хочу… Жить…

Я молча смотрел на него и ждал. Смотрел и ждал. Смотрел. Ждал… Лувр с трудом поднял голову. Он оставил пистолет лежать на грязной земле. Теперь безликий тянулся двумя руками к своей жизни и свободе. Теперь я смотрел на него и медленно стал опускать фотографию. Он часто дышал. Пленка плавно спускалась в его руки. Он изо всех сил старался вновь не упасть. На его колени падали еле заметные капли слез и пота. Пальцы ухватили желанную жизнь, взяли ее со всей силой и нежностью, старались не порвать заветный снимок. Лувр прижал к своей груди свой портрет и упал на землю. Его сгорбленное тело быстро поднималось и опускалось, вокруг него чувствовались теплота и радость. Он ухватил жизнь и держал ее обеими руками.

Я опустился рядом с ним и смотрел, как Лувр плачет слезами радости и счастья. Хотел положить руку на его плечо, но посчитал это излишним.

— Теперь ты человек- хозяин своей судьбы, — тихо сказал я.

— Я…, — Лувр сквозь слезы надрывно пытался выдавить из себя слова. — Жив…

— Живее всех живых, — вздохнул я, и поднял голову. Снова эта сырая дымка. На этот раз в свете факелов она казалась такой теплой и освежающей, как морской ветер в летний вечер. Теперь не было ужасающей тишины: рядом, стараясь сдерживать всхлипы, плакал безликий, где-то позади трещал огонь факела, будто бы теплый камин в суровую метель, вдалеке тихо падали книги с таким же нежным шепотом, что и осенние листья, а выше звучали редкие крики недостижимых птиц, словно весеннее небо возвращает в мир живые и яркие краски жизни. Положив голову на ладонь, я молча смотрел в эту холодную и неприятную пустоту. Так хорошо оказаться в тепле, при этом смотря на молчаливый мрак, пришедший прямиком из кошмаров. Вход в библиотеку- это обманчивый островок, приглашающий тебя пуститься вплавь по бескрайнему океану знаний, но вместо увлекательных приключений- болезненное разочарование и последующее отчаяние. Возможно, раньше здесь было куда светлей, лучше и гостеприимней, чем сейчас. Тот, кто здесь обитал тонул, ухватывая за собой все, что было под рукой. Помирать, так хотя б не одному, ведь так? Позади стоял стол с одинокой лампой и раскрытой книгой, которая никогда не закроется. Пыльный диван не мог встать на цыпочки и посмотреть, что же написано на этих старых и желтых листах, поэтому он грустно лежал, обернувшись к темной стороне библиотеки, чтобы быстрее уснуть. Почему же все отворачивается от света, ища ответы в темноте? Разве там что-нибудь видно?

Меня смутила неожиданная тишина. Лувр молчал, затем встал, посмотрел на фотографию, а потом на меня. Я непонимающе глядел на его размытое лицо.

— Спасибо.

— Не за что, — я встал и пошел к выходу, но остановился.

— Что такое? — спросил Лувр, шедший за мной.

Я повернулся к факелу, взял его в руки и потушил. Библиотека лишилась своего последнего островка света.

— За собой надо выключать свет.

Мы вышли в коридор. Было тихо. Открыта дверь на кухню. Лувр прошел мимо и направился прочь.

— К Вайолетт?

— Не знаю…

— В любом случае, удачи.

Безликий ничего не ответил и поднялся, гремя лестницей.

Я собирался зайти в зал, но остановился возле двери в комнату Ньепса. «Портфель…», — вспомнилось мне. Я осторожно зашел в комнату. Чисто. Будто бы и не было никакого убийства. Здесь так все убрано, хоть сейчас заселяйся сюда. Пол чуть ли не сиял, лишь его темный блеск лакированного дерева напоминал об алой крови прежнего хозяина. Кровать заправлена без единой складки, подушки словно не имели веса. Стул скромно стоял вдоль тумбочки с зеркалом, похожий на солдата, стоящего в строю под вечным напряжением. Я подошел к шторам и раскрыл их. Портфель стоял на том же месте. В нем лежала стопка фотографий, не тронутых теми, кто убирался здесь. Видимо, они не придали значения тому, что находится в портфеле.

Я закрыл за собой дверь и вошел в зал. Слуги молча уставились на свои блюда, и лишь самые голодные тихо поедали всякие остатки. Никаких криков. Никакого смеха. Даже тетя Люсия мрачно смотрела на свои приготовления. Когда я вошел, вся толпа уставилась на меня. Она испытывающе глядела на лишнего человека, который мало того, что опоздал, не пойдя за остальными, так еще и не имел такого же страдающего вида. Я быстро подошел к тете