Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом отстранилась.
— Можно, я одна пойду? — спросила почти нежно.
Саша кивнул, без мысли, просто отреагировав на ее голос.
Она, быстро цокая каблучками, вышла, Саша сел за стол. Лимон, вкус лимона был во рту, очень горячий и сладкий лимонный вкус.
Саша облизывал губы и смотрел на пустой стакан Яны. Черная заварка, зернышки лимона.
Негатив уехал не следующий день, рано утром.
— Давай, Нега! — сказал Саша. Они стояли возле бункера.
Негатив кивнул спокойно и пошел. Саша смотрел в асфальт.
— Куда он? — спросил кто-то из «союзников» заинтересованно.
— Он сейчас вернется, — ответил Саша, глаз не поднимая.
Вышел дежурный из бункера, позвал Сашу, вручил ему мобильный.
— Вот. Яна велела передать. Чтоб ты на связи был. Просили пока не уезжать из Москвы.
Саша пожал плечами.
— Хорошо, — сказал.
* * *
Два дня он прожил в бункере, подолгу лежал в просторном помещении, служившем спальней, смотрел в потолок.
«Союзники» лежали вповалку прямо на полу. На стене висел огромный портрет Костенко в военной форме.
Иногда Саша вытаскивал из кармана мобильный, смотрел на него. Хотелось, конечно, поверить в то, что это Яна специально дала телефон — чтобы позвонить Саше… позвать его куда-нибудь…
Никто не звонил. Ни Яна, ни Матвей не появлялись. О Негативе ничего не было слышно. Черт знает, где он.
В третью ночь проснулся от странного озноба. Пошел попил водички из-под крана, умылся, покурил с дежурным.
Откуда-то из недр «сакральной» выбрел раздетый по пояс, в белых и чистых подштаниках, тонкий, но жилистый, с отчего-то черными сосками и длинной царапиной на красивой спине Костя Соловый.
— Член партии имеет право на использование служебных помещений под половые акты, если в результате могут появиться дети, — сообщил он дежурному.
Минут десять спустя Костя Соловый выбрел уже одетый, вертя в руках ключи от машины.
— Член партии имеет право катать женщин на красных партийных машинах ручной сборки и на других машинах, — сказал он уверенно. — Член партии имеет право не работать и находиться на иждивении у женщины, — добавил он, подумав. — Если член партии проживает у женщины с детьми, он имеет право съедать продукты, приготовленные для детей.
И уехал. Дежурный прикрыл за Костей дверь, посмеиваясь.
Поговорили о чем-то — Саша сам, первый, заговорил, чтобы не думать о Негативе.
Чайку заварили. Дежурным оказался парень с Украины, приехавший в Москву, чтобы вступить в «Союз…», — ласковоглазый, с правильными чертами лица, нежным выговором. Саша вообще очень часто встречал среди «союзников» ребят душевных, добрых — в самом простом смысле этого слова. Вообще, казалось бы, не склонных к агрессии…
Отчего вместе они были так злы?
«Нет, понятно, отчего», — думал Саша, для злобы было множество причин. Но удивительным казалось то, что соединение энергетик со знаком «плюс» всегда было чревато взрывом, выплеском бешеных энергий.
Подумал, сказать ли об этом парню-хохлу, и не сказал, поленился.
Они перебрасывались словечками, перешучивались вполголоса, улыбаясь тихо, и чай прихлебывали.
И когда Саша, уже под утро, снова отправился спать, в голове его, теплое и легкое, оставалось ощущение этого незатейливого разговора, и с этим ощущением он задремал.
Проснулся в хорошем настроении, вышел из духоты на улицу. Стоял, жмурясь. Полез в карман за смятой пачкой сигарет.
Неожиданно и быстро, всего за несколько минут — Саша даже не успел докурить, — прошел дождь, тихий, мягко прошуршавший, веселый и нежный, будто четырехлетний мальчик проехал мимо на велосипеде.
Саша повозил носком ботинка в свежей лужице и побрел куда глаза глядят. Прошел мимо машины с оперативниками — Саше ее показали «союзники». Оперативники выглядели скучно.
«Интересно, а они всю ночь тут стоят? — подумал Саша. — Стерегут, не выйдут ли ночью «союзники», не пойдут ли хмурой толпой к Кремлю, вооружаясь булыжниками…»
Какое-то время Саша шел без единой мысли в голове, разглядывал идущих навстречу. В чистых и уютных двориках выгуливали собак.
Свернул в один из двориков, сел на лавочку, закурил, щурясь на раннее солнышко.
Собаки, на которых он смотрел, выглядели прекрасно. В столице даже днем, в часы прогулок, собак было больше, чем детей. Здесь, в этом городе, казалось Саше, есть несколько тысяч собак, которые живут несравнимо лучше нескольких миллионов людей. Даже не тех, что с огромными, проржавевшими, тяжелыми руками работяг ковыряются в мусорных баках, а многих иных, встречаемых на окраинах Москвы, и тем более за ее пределами — замудоханных баб, злых мужиков, грязных каких-то детей в замурзанной одежке.
Саша с трудом запустил руку в карман джинсов, извлек остатки монет. Посчитал их. Мало. Ну и ладно. Добрел до ночного кафе, где стояла за кассой невыспавшаяся молодая женщина и сидела у окна официантка, усталая. Саша заказал себе чая и лимон. Целый лимон.
Сидел за столиком, катал в руках фрукт, иногда подносил его к лицу. Слишком сухой запах. Острый. Не тот. Тот был мягкий, влажный, горячий.
Мобильный, выложенный на стол, зазвонил. Саша ни разу не слышал его звонок — и вздрогнул. Звонок был нервным, стилизованным под старые, давних лет, звонки дребезжащих тяжелых телефонов.
Официантка обернулась. Саша взял трубку, услышал голос Яны.
— Саша?
— Да, Яна.
— Наши захватили башню в Риге. Негатив там. Только что звонил. Они внутри башни, разбрасывают листовки.
Саша молчал.
Не мог обрадоваться — слишком тяжело было подумать, что ждет Негатива потом, скоро уже, когда их всех повяжут.
А Яна, казалось, была довольна. Хотя тоже молчала.
Сигнал оборвался.
Саша допил одним глотком чай и вышел на улицу.
Шел по улице, крепко сжимая в руке лимон, словно желая его выдавить. Добрел до набережной, остановился посмотреть на воду, никак не умея решить — радоваться или огорчаться случившемуся. Услышал звук тормозов, успел только краем зрения заметить двух здоровых, даже неестественно здоровых мужиков, которые мгновенно заломали ему руки и затолкали в машину.
Саша глянул из окна, надеясь еще, что кто-то увидит, как его, свободного человека, вырвали из теплой улицы, разорвав с шумом троллейбусов и течением грязной воды в реке. Но увидел только, как по асфальту катится выпавший лимон.
Машина, обычный «жигуль», резко сорвалась с места. Саша покрутил головой, глядя по сторонам, — нет, действительно, никто ничего не заметил, никто не гнался за ними.