– В штабе полка указывали перед боем дислокацию. Вызывают всех командиров батареи, по карте указывают положение. И мы уже на месте прежде всего должны были готовить брустверы для каждого орудия. В расчете 7 человек, они должны вырыть позицию, по азимуту орудия направить, чтобы синхронно бить. Я как командир следил за работами и помогал готовить тем временем таблицы заградительного огня, они были очень сложные, все надо было учитывать. Главное, надо, чтобы была синхронная передача огня орудий. У нас во время Курской битвы появились ПУАЗО-4, которые нам дали американцы по ленд-лизу. Планшета уже не было, шел специальный экран, идет вражеский самолет, сразу видна его скорость, высота, азимут. Вся информация синхронно передается к нашим орудиям, они направляются в одну точку. Нам уже не надо было делать сложнейшие расчеты, прибор сам все считал, какую трубку как надо установить. Ведь надо учитывать силу ветра и погодные условия, когда самолет достигнет определенной точки, твой снаряд должен подойти так, чтобы попасть на поражение. Сзади хвоста уже не будешь бить, за 3–4 секунды самолет ведь много пролетит.

– Где вы находились как командир орудия?

– Всегда в центре батареи, потом на НП, который находился впереди батареи, они передавали данные с ПУАЗО.

– Как фиксировался факт того, что ваша батарея сбила вражеский самолет?

– Вот так: кто первый подходит к сбитому самолету, он составляет акт, что сбит самолет. Тогда самолет засчитывается на счет батареи. За каждый сбитый самолет на стволе орудия делается звездочка.

– Как у вас складывались взаимоотношения с мирным населением?

– Украинцы нас хорошо встречали. Но лучше всех встречало население Чехословакии, на обочине каждой дороги стояли бочки с вином, столы с закусками. Так они нас обнимали, так они нас целовали, повторяли постоянно: «Вы нас освободили, спасибо!» В Польше не так было, они были более осторожными. У них было сдержаннее отношение. И, что интересно, в Австрии мирное население нас встретило неплохо. Хотя всякое бывало. Вот на Моравских островах я расквартировался в одной семье, старик и старуха. И вот я несколько дней жил, они все готовили, все «пан капитан, пан капитан», как чехи. А потом я вечером как-то возвращаюсь, смотрю, дверь открыта. Захожу, около ванны лежат и она, и он. Они свои вены вскрыли. Мне стало плохо, ведь вчера все было хорошо. Пришли смершевцы, и только тогда я узнал, что они были немцами, я думал, что это чехи. Я до сих пор не могу понять, по какой причине они покончили с собой.

– Брали трофеи?

– Да, было такое. Наши солдаты, японский бог, даже швейные машинки брали. Один солдат в соседней батарее служил, еврей, как-то сидели с ним, выпили, разговорились. Я тогда трофейные часы нашел, еще что-то, по мелочи. Показал ему и спрашиваю:

– А ты что взял?

– Эх, – отвечает он, показывает сумочку, а там для зажигалок кремнёвые камушки. – У меня их 10 000 штук. Вот посчитай, если 10 000 штук я продам по 10 рублей, сколько это будет? А ты часы взял, зачем тебе это надо.

Были и такие люди, а что. Были разные.

– Какое у вас было личное оружие во время войны?

– Пистолет «ТТ», в училище из него учили стрелять. Также учили стрелять из нагана, «ППШ», из старых карабинов обр. 1894/34 г. В Севастополе на стрельбы не водили, а в Уфе часто ходили на полигон. Но во время войны сильно не пришлось пользоваться.

– Как организовывалось передвижение на марше?

– Мы были части резерва РГК, поэтому полностью механизированные, мы пешком не ходили, у нас были американские «Студебекеры». И обязательно в батарее хотя бы одна «ЗИС-5», как самая надежная машина для бездорожья.

– Как мылись, стирались?

– Во-первых, я за 4 года не знал, что такое постель. Шинель была и постелью, и подушкой. Но специально в батарее санитарки организовали из бочек поджарку, брали наше белье, клали в бочки, и там трещали вши и другие всякие паразиты. Мылись как придется, бывало, и на холоде.

– Были ли женщины в части?

– У нас в полку был специальный санвзвод. И санинструкторами были женщины. В полку было 12 человек медперсонала. Они выносили во время боя раненых, оказывали им первую помощь. Мы были очень благодарны санинструкторам. А санинструкторы стирали наше белье, ухаживали за нами. Хотя забавные случаи бывали. На Курской дуге у меня заболел зуб, я вызвал нашего врача, он был грузин по национальности. Я ему говорю:

– Слушай, не могу ночами спать, вырывай зуб. – Он что-то замялся, тогда я ему строго говорю:

– Я тебе приказываю, вырывай зуб!

Выдернул он мой зуб, оказалось, что этот зуб был здоровый, а болел совершенно другой. Я коронку поставил только после мобилизации, уже в Узбекистане. Оказывается, человек не знает, какой зуб у него болит.

Что еще сказать, и на фронте любовь не умирала, даже были такие случаи, когда наши солдаты и офицеры заключали браки с женщинами на войне. Для этого было достаточно решения командира полка или дивизии. И все отмечалось очень торжественно.

– Существовали ли какие-либо традиции в части?

– Были. Что такое, к примеру, «давай обмоем награду»? Мы так делали: при вручении орденов и медалей мы в каску наливали водку до краев, все по очереди выпивали, оставшиеся медали только после этого вешали на грудь.

С наградным оружием. Слева командир взвода Савельев Николай, справа Садрединов Решат. Июнь 1945 года. Австрия

– Ощущалась ли в вашей батарее какая-либо дистанция между солдатами и офицерами?

– Видите ли, во-первых, на войне не было никакой дедовщины, потому что все были готовы на смерть, никто ведь не знает, когда пуля или снаряд тебя найдет. Поэтому стремились оказать друг другу помощь, быть вместе. И я всегда просил Великого Аллаха об одном: остаться в живых и увидеть плоды своей победы. Во-вторых, никакой вражды не было, не было никаких стычек. Все жили как одна семья.

– Кто обучал вновь прибывшее пополнение?

– Я и командиры взводов. Помню, после Курской битвы к нам прибыло пополнение. И один из новобранцев, старшина, был настолько тучный, что не мог двигаться. Мне его распределили, приходит ко мне командир взвода и жалуется:

– Товарищ старший лейтенант, что с ним делать?

Я вызываю Синицкого и говорю ему:

– Возьми старшину из вновь прибывшего пополнения, дай ему катушку связи (а она весом 32 кг), пусть он ползком прокладывает связь.

И когда старшине это сказали, он попытался отказаться, что, мол, не могу. Но Синицкий тогда рявкнул на старшину: