— А тот, кто дал вам телефон, не дал адреса?

— Нет.

— Кто вам дал телефон?

— Наш общий друг. Об этом я тоже хотел бы рассказать вам при встрече. Я давно вас ищу. Использовал самые невероятные возможности. Звонил вашим родственникам. Встретился с тетей, которая вас так любит. Я ходил в те места, которые — я знал это из ваших статей — вы любите, в надежде встретить вас: на улицу Куртулуш, в квартал Джихангир, в кинотеатр «Конак». Пока я искал вас, я узнал, что группа английских телевизионщиков, остановившаяся в отеле «Пера палас», тоже ищет вас, как и я. Вы знаете об этом?

— Что у вас за досье?

— Не хочу говорить по телефону. Дайте адрес, и я тотчас приеду. Вы ведь в Нишанташи, да?

— Да, — сказал холодно Галип, — но меня эти темы больше не интересуют.

— Как?

— Если бы ты внимательно читал мои статьи, ты бы понял, что подобными сюжетами я больше не занимаюсь.

— Нет-нет, эта тема как раз для вас. И с английскими телевизионщиками вы можете обсудить ее. Адрес.

— Извини, — сказал Галип с удивившей его самого веселостью, — я больше не встречаюсь с любителями литературы.

Он спокойно положил трубку. Протянул руку и включил лампу. Удивление и ужас, которые он испытал, когда комната осветилась бледным оранжевым светом, он потом определит как мираж.

Комната была абсолютно такой же, как двадцать пять лет назад, когда Джеляль жил здесь холостым журналистом. Ничего не изменилось: вещи, занавески, цвета, тени, запахи, даже лампа на том же месте. Некоторые новые вещи будто играли с Галипом в игру, имитируя старые, стараясь убедить его, что этих двадцати пяти лет как бы и не было. Но, приглядевшись повнимательнее, он поверил, что вещи не играют, а время, прошедшее с его детства до сегодняшнего дня, вдруг — словно по мановению волшебной палочки — куда-то исчезло. Вещи, на которые он натыкался в тревожной темноте, не были новыми. Они предстали перед ним такими, какими он видел их в последний раз, они постарели вместе с его воспоминаниями, некоторые из них должны бы были развалиться, и вдруг — вот они, у него перед глазами. Старые столы, выцветшие занавески, грязные пепельницы, усталые кресла не покорились времени и судьбе, которую предопределил для них Галип после того дня (дня, когда дядя Мелих с семьей приехал из Измира и поселился в доме); они словно восстали против уготованной им доли и пытались жить собственной жизнью. Галип ужаснулся, убедившись в том, что все вещи стоят именно так, как стояли, когда Джеляль был начинающим журналистом и жил здесь с матерью.

В одной из последних статей Джеляль написал: «Некоторые вещи мы просто не помним, а про некоторые вещи мы даже не помним, что не помним их. Их надо найти!» Галип все еще сидел в пальто в старом кресле и, когда снова раздался звонок, машинально протянул руку к знакомому телефонному аппарату: он был уверен, что сможет говорить голосом Джеляля.

Голос в трубке был тот же. На этот раз по просьбе Галипа он представился: Махир Икинджи. Имя ни о чем не говорило Галипу.

— Они готовят военный переворот. Маленькая религиозная организация внутри армии. Новая секта. Они верят в Махди. Верят, что время пришло. К тому же руководствуются твоими статьями.

— Я никогда не занимался такими вздорными делами.

— Занимался, Джеляль-бей, занимался. Сейчас ты пишешь, что ничего не помнишь: то ли потерял память, то ли хочешь все забыть. Просмотри свои старые статьи, почитай их — вспомнишь.

— Не вспомню.

— Вспомнишь. Насколько я тебя знаю, ты не из тех, кто может спокойно сидеть в кресле, получив известие о готовящемся военном перевороте.

— Был не из тех. Сейчас я совсем другой.

— Я приеду к тебе сейчас, напомню прошлое, воскрешу забытые тобой воспоминания. Ты поймешь в конце концов, что я прав, и возьмешься за это дело.

— Я бы хотел, но не могу с тобой увидеться.

— Я с тобой увижусь.

— Если сможешь найти мой адрес. Я никуда не выхожу.

— Послушай, в стамбульском телефонном справочнике триста десять тысяч абонентов. Поскольку я знаю три первые цифры, я могу быстро — пять тысяч номеров в час просмотреть справочник. Это значит, что самое большее через пять дней я найду и твой адрес, и твое вымышленное имя, которое меня так интересует.

— Зря стараешься! — сказал Галип, пытаясь придать уверенность голосу. — Этого номера в справочнике нет. — И отключил телефон.

Галип долго сидел в кресле. Потом стал обследовать другие комнаты квартиры-призрака, в которой Джеляль воссоздал обстановку своего детства и юности: вдруг что-то укажет ему на место, где скрываются Джеляль с Рюйей. В течение двух часов он был скорее увлеченным почитателем, осматривающим с любовью и восхищением музейные экспонаты, чем детективом поневоле, ищущим следы пропавшей жены; осмотрев комнаты и коридоры дома-призрака, исследовав шкафы, он получил следующие результаты предварительного расследования.

Судя по двум чашкам, стоящим на подставке, которую он опрокинул, когда пробирался в темноте по коридору, Джеляль приводил кого-то в дом. Хрупкие чашки разбились, и нельзя было попробовать тонкий слой осадка и сделать из этого какой-либо вывод (Рюйя всегда пила очень сладкий кофе). Судя по последнему номеру из скопившихся под дверью газет «Миллиет», Джеляль заходил в эту квартиру в день, когда исчезла Рюйя. Около старой пишущей машинки «ремингтон» лежала газета за тот день со статьей «Когда отступили воды Босфора», где его решительным почерком зеленой ручкой были исправлены опечатки. В шкафах у входной двери и в спальне не было ничего указывающего на то, что Джеляль отправился в путешествие или надолго ушел из дома. Армейская пижама в голубую полоску, обувь со свежими следами грязи, темно-синее пальто, которое он часто надевал в такую погоду, зимний жилет, несчетное количество белья (в одной из статей Джеляль писал, что разбогатевшие после проведенных в нищете детства и юности мужчины в зрелом возрасте покупают трусы и майки в таких количествах, что большинство из купленного они не успевают надеть), грязные носки в пакете для стирки— обычный дом человека, который в любую минуту может вернуться с работы.

Галипа ошеломило навалившееся на него прошлое, он почувствовал горечь, когда вспомнил о вещах, которые не помещались в доме, были проданы старьевщику и, качаясь в его конной повозке, отправились в забвение, аллах знает в какие дальние края; немного придя в себя, он пошел в коридор, туда, где увидел единственное «новое» в доме — длинный застекленный шкаф, занимающий стену между кухней и уборной. После не слишком долгих изысканий он нашел на полках, где царил исключительный порядок, следующее: вырезки газетных новостей и репортажей Джеляля — начинающего корреспондента; вырезки всех статей, написанных «за» и «против» Джеляля, все статьи и фельетоны, написанные Джелялем под псевдонимами; все статьи рубрики, которую Джеляль велпод своим именем; вырезки подготовленных Джелялем для публикации материалов в разделах: «Хочешь — верь, хочешь — не верь», «Разгадываем ваши сны», «Сегодня в истории», «Невероятные происшествия», «Читаем ваш почерк», «Ваше лицо, ваша личность»,"Кроссворды и ребусы"; вырезки интервью с Джелялем; материалы, не пошедшие в печать; какие-то наброски; десятки тысяч газетных вырезок и фотографий, которые он собирал годами и хранил; тетради с записями снов и всяких фантазий; тысячи читательских писем, уложенных в коробки из-под орешков, засахаренных каштанов и обуви; романы с продолжением, полностью или частично написанные Джелялем под псевдонимами; копии сотен писем, написанных Джелялем; сотни журналов, брошюр, книг, школьных и военных ежегодников; коробки, набитые фотографиями людей, вырезанными из газет и журналов; порнографические фотографии; рисунки странных животных и насекомых; две большие коробки со статьями и публикациями о хуруфизме и науке о буквах; корешки старых автобусных билетов, билетов в кино и на футбольные матчи, испещренныезнаками, буквами, какими-то символами; альбомы с фотографиями и пачки фотокарточек, не вклеенных в альбом; грамоты, полученные от журналистских обществ; вышедшие из употребления деньги, турецкие и царской России; телефонные и адресные книжки.