Я проснулся снова уже в девять часов, и в квартире остался один. В кухне меня ждал горячий кофе. Я выпил чашку, принял душ, оделся и наливал себе вторую, когда она вернулась из спортзала и объявила, что погода стоит чудесная.

– Небо необычайно синее, – сказала она. – Воздух явно из Канады. Мы осыпаем их кислотными дождями, а они дарят нам в ответ чистейший воздух и Леонарда Коэна. Выгодный обмен!

Я набрал номер Лайзы Хольцман и, как обычно, положил трубку, когда включился автоответчик. Тогда Элейн сказала:

– Дай я попробую. Какой у нее номер?

Она сделала звонок и поморщилась, услышав запись голоса Хольцмана. Потом начала наговаривать сообщение:

– Лайза, добрый день! Это Элейн Марделл. Мы с тобой ходили вместе на курсы при колледже Хантера в прошлом семестре. Виновата – я, конечно, должна была позвонить тебе сразу, и мне ужасно жаль, что у тебя все так сложилось. Могу только посочувствовать, представляя, через какие испытания тебе пришлось пройти. Не сомневаюсь, ты очень занята, но, может, перезвонишь мне, если найдется минутка? Для меня это важно и… О, привет, Лайза! Признаться, мне приходило в голову, что ты можешь прослушивать, кто звонит. Но у тебя включен автоответчик. Мэтт набирал твой номер десяток раз, но он почему-то никак не может себя заставить надиктовать сообщение. Угу. Да, конечно.

Она задавала какие-то вопросы, снова выражала соболезнования. Потом сказала:

– Знаешь, почему бы тебе не поговорить с Мэттом? Он здесь, стоит рядом со мной. Отлично, а мы с тобой должны обязательно встретиться. Ты мне позвонишь? Обещай, что не забудешь. Хорошо. Подожди секунду. Передаю трубку Мэтту.

– Это Мэттью Скаддер, миссис Хольцман. Извините, если тревожу в столь нелегкий для вас момент. Если вы сейчас не хотите разговаривать…

– Нет, все в порядке, – отозвалась она. – Более того, должна признаться…

– В чем?

– Должна признаться, что сама хотела вам позвонить, но все время откладывала это. Я рада вас слышать.

– Не могли бы мы с вами встретиться?

– Когда?

– Как только у вас найдется время. Если возможно, то прямо сегодня.

– Я кое с кем встречаюсь после обеда, – сказала Лайза. – И потом день тоже расписан.

– А завтра?

– Завтра в два часа ко мне должен приехать представитель страховой компании, и я не знаю, надолго ли. Слушайте, а вы свободны сегодня вечером? Или строго придерживаетесь графика рабочего времени?

– У меня ненормированный рабочий день, – ответил я. – Мне сегодняшний вечер подойдет, если это устроит вас.

– Устроит вполне. Часов в девять. Или это слишком поздно?

– Нисколько. Я приду к вам домой ровно в девять, если у вас не изменятся планы. Запишите мой номер, чтобы была двусторонняя связь. И звоните в любое время.

Я продиктовал ей номер и предупредил, что всегда можно позвонить в отель, если бумажка с номером потеряется.

– Я живу в гостинице «Нортвестерн».

– Знаю, это чуть ниже по улице от нас. Глен мне рассказывал, как пару раз сталкивался с вами. А если вам нужно будет отменить встречу, позвоните и оставьте сообщение. Я не снимаю трубку, если не знаю точно, кто именно звонит. Знаете, мне звонили разные типы…

– Могу представить.

– Можете? А я вот не могла. Хорошо, буду ждать вас к девяти, мистер Скаддер. Спасибо.

Я повесил трубку, а Элейн сказала:

– Надеюсь, ты не считаешь, что я влезла не в свое дело? Мне просто вдруг представилось, как эта бедная женщина сидит рядом с телефоном, но боится ответить на звонок, поскольку это может оказаться очередной идиот из «желтой» газеты. И мне показалось, я вполне могу оставить ей сообщение, чтобы потом, поговорив с ней, посоветовать связаться с тобой.

– Отличная мысль.

– Я только подумала, что нам лучше было вместе обсудить вначале этот звонок.

– Ты и сама справилась хорошо. Я увижусь с ней сегодня же вечером.

– В девять часов, верно?

– Да. Она сказала, что хотела позвонить мне сама.

– Со мной она этим не поделилась. Интересно, зачем ты ей понадобился?

– Пока не знаю, – сказал я. – Это только предстоит выяснить, как и многое другое.

Я вернулся в отель и отключил функцию переадресации звонков на телефоне. Конечно, это можно сделать дистанционно, но мне никогда не удавалось справиться с такой задачей. У меня вообще, собственно говоря, могло не быть возможности перенаправления звонков, но я получил ее в подарок от пары хакеров, которые влезли в компьютерную систему телефонной компании, чтобы оказать мне услугу. Причем мне не приходилось даже вносить за это месячную плату. Кроме того, они сделали бесплатными мои междугородные звонки, воспользовавшись компанией «Спринт», но не поставив в известность об этом их бухгалтерию, выставлявшую счета. (Когда я вякнул что-то об этической стороне вопроса, ребята прямо спросили, неужели небольшой обман крупной телефонной компании ляжет на мою совесть таким уж тяжким бременем? И мне пришлось признать, что едва ли.)

Я принял участие в полуденном собрании на углу Уай и Западной Шестьдесят третьей улицы. Оратор отмечал девяносто дней трезвости – минимальный срок для того, чтобы впервые получить право выступить. Он был несказанно доволен собой, и его речь получилась сбивчиво жизнерадостной. В перерыве сидевшая рядом дама сказала:

– Вот я была такой же на первых порах. А потом свалилась со своего розового облака. Да так, что земля содрогнулась.

– А как сейчас.

– Сейчас я уже в норме. Трезва, свободна, но отношусь ко всему спокойно. Чего еще желать?

После собрания я купил в продуктовом магазине кофе в бумажном стакане, сандвич и устроил пикник на скамейке в Центральном парке, вдыхая тот самый канадский воздух, который разрекламировала Элейн. В голове теснились темы для размышлений, но с этим можно было подождать: более того, следовало подождать, поскольку мысли касались в основном Глена Хольцмана, и разумнее всего казалось поговорить сначала с его женой. Узнать, может ли она рассказать мне то, чего я не знаю.

Прогулке я посвятил часа два. Прошелся до зоопарка и понаблюдал за медведями. Их вольер назвали «Земляничной поляной», и невольно вспомнился Джон Леннон. Захотелось прикинуть, сколько бы ему сейчас стукнуло, если бы пуля убийцы не оставила его навсегда сорокалетним. Если бы вы могли взглянуть на мир с точки зрения Бога, слышал я как-то чужую сентенцию, то поняли бы, что каждая жизнь продолжается, сколько ей положено, и все происходит, как и должно происходить. Но я не способен взглянуть на мир, как ни на что вообще, глазами Бога. А когда пытаюсь, у меня к другим проблемам добавляется излишняя самоуверенность.

Впрочем, многие считают, что я страдаю от нее всю жизнь.