– Что, надоело сидеть? – весело спросил он.

– А куда деваться?

– В общем, получен приказ, саперы начинают снова наводить переправу. Нам дана задача поддержать их огнем. С западного берега будут передавать координаты цели.

– Что, артиллерии не хватает? – спросил командир третьей батареи.

– Сами увидите.

Когда перегоняли самоходки на новое место, поняли, что имел в виду Пантелеев. На скорости миновали открытый участок, невольно оглядываясь на речку и место переправы. Здесь шел непрерывный обстрел. То ближе, то дальше поднимались фонтаны мутной илистой воды. Угадывался знакомый калибр немецких 105-миллиметровых гаубиц. Порой грохало в полную силу – работали тяжелые орудия.

Снаряд шарахнул, обвалив кусок берега. Вяз, стоявший на обрыве, с минуту раскачивался, затем с плеском рухнул кроной вниз. Корни, облепленные мокрой землей, торчали, как щупальца. Еще один фугасный снаряд разнес понтон, раскидав в сторону саперов.

Для автомашин и пехоты переправу частично восстановили, но Чистяков видел, что вряд ли она долго продержится. От близкого разрыва настил накренился, пополз к краю груженный ящиками «ЗИС-5». Из кабины едва успели выскочить шофер и офицер интендантской службы. Машина перевернулась и, рассыпая ящики, исчезла в воде.

Берега Сана были сплошь исковыряны воронками и усеяны обломками техники. Из воды торчала башня и ствол «тридцатьчетверки». Другая машина, сизая от окалины, застыла на берегу. Грузовики сгорали до основания, оставались лишь каркасы. Сплющенная противотанковая пушка ЗИС-2 нелепо задрала длинный ствол к небу. На лесистом бугре, где деревья были сплошь переломаны, увидели разбитые артиллерийские позиции.

Судя по всему, здесь размещался дивизион 122-миллиметровых гаубиц. Капониры, траншеи были сплошь размолоты тяжелыми снарядами калибром не меньше шести-семи дюймов. Из рыхлой земли торчали обломки гаубиц: смятые щиты, колеса, стволы. Виднелись тела погибших артиллеристов, хоронить их было некому.

Неподалеку упрямо вели огонь несколько тяжелых минометов, прикрывая переправу. Рядом с ними, за деревьями, разместили все шесть самоходок. До вечера вели обстрел немецких позиций. В ответ летели снаряды, но обошлось без потерь.

Ночью при тусклом свете синих фонариков перебирались по восстановленной переправе на западный берег. Одна из самоходных установок, последняя в небольшой колонне, угодила под разрыв гаубичного снаряда. Остальные машины, не останавливаясь, двигались по размолотой жидкой колее в лес. Задерживаться возле переправы было категорически запрещено.

Рассвет застал пять уцелевших «зверобоев» полка в редком таком же избитом лесу.

– Добро пожаловать на плацдарм! – выскочил из окопа какой-то капитан с артиллерийскими эмблемами. – Мы вас давно ждали. Сейчас покажу место дислокации.

Река Сан на границе с Польшей – это не Днепр и не Дон. Так, небольшая речка. Но выход на нее и взятие плацдармов стало успехом Красной Армии.

В военно-исторической литературе отмечалось, что, прорвав оборону частей 1-й и 4-й немецких танковых армий, наши войска образовали брешь в стыке этих армий. Были созданы выгодные условия для продвижения вперед и взятия Львова. Одновременно отмечалось, что противник предпринял ряд настойчивых контратак, чтобы уничтожить или отбросить наши части на восточный берег.

Радостным событием стала встреча с группой Фомина, которая находилась на плацдарме уже два дня. У майора остались лишь четыре танка и одна самоходка. Обнимались, как после долгой разлуки. Начальник разведки жадно курил привезенные папиросы и рассказывал обстановку.

– Утром обстрел, затем атака. С обеда снова обстрел или попытка прорваться. На следующее утро продолжение. Так и живем.

Показал на несколько сгоревших немецких танков, в том числе одну «пантеру».

– Эту кошку капитан Глущенко уделал. С восьмисот метров фугас под брюхо вложил. А Болотов со своими танкистами добил. Так что не знаю, кого и награждать.

– Лейтенант Кузнецов жив? – спросил Саня.

– А что с ним сделается? На правом фланге командует. Посмотрю, может, к себе в разведку его заберу.

– Нет уж. У меня людей и так не хватает.

– У вас и машин всего ничего осталось. Мы на десяток хотя бы рассчитывали, а всего пять самоходок прикатили.

– Зато танков почти три десятка.

День выдался относительно спокойный. Немцы атаковали рано утром, но были отбиты противотанковой артиллерией. Дважды налетали небольшие группы «Юнкерсов-87» в сопровождении истребителей. Здесь им тоже не удалось добиться успеха. В небе дежурили «яки» и «лавочкины». Они отогнали немецкую авиацию, сбили два «юнкерса» и одного «мессера». Ненавистные каждому бойцу «лаптежники» Ю-87, сбросив бомбы куда попало, сразу развернулись и ушли к себе.

Хорошие времена, когда эти бомбардировщики наводили страх воем своих сирен и точной бомбежкой с пикирования, закончились. Малая скорость (всего 400 километров в час) делали их сравнительно легкой добычей наших истребителей. Бронирование уже не помогало, «яки» и «лавочкины» были вооружены пушками.

Зато отчаянно дрались пилоты «мессершмиттов». Сумели сбить два наших истребителя, но фрицев загнали на высоту, откуда вскоре вывалились обломки горящего «мессера».

– Хоть первый раз увидел, что ястребки нас прикрывают, – рассуждал Вася Манихин. – А то одни фрицы в небе.

– Веселое место, – оглядев остовы нескольких сгоревших «тридцатьчетверок», мрачно заметил Федор Хлебников. – Неизвестно, что через час будет.

А через час позицию обстреляли шестиствольные минометы, обрушившие десятки тяжелых двухпудовых мин. Рев и грохот стоял дикий. Не зря эти реактивные минометы окрестили «ишаками». Близким разрывом перебило гусеницу одной из самоходок, неподалеку горела «тридцатьчетверка». Еще одна мина взорвалась в пехотной траншее, убив и покалечив несколько бойцов. Настроение Манихина резко изменилось.

– Еще пару залпов поточнее дадут, и полетят от нас ошметки, – заявил он. – Это ты, Федор, накаркал.

Хлебников только посмеивался, но чувствовал себя неуютно. Вечером Пантелеев собрал командиров батарей. Спросил у комбата-3 Николая Зарудного:

– Гусеницу восстановил?

Старший лейтенант, высокий, кудрявый, с двумя орденами на груди, кивнул в ответ:

– Так точно. Шарахнуло крепко, у меня наводчик никак не отойдет. Оглушило. Но ничего, держится.

– Плацдарм, – невесело заметил капитан Глущенко. – Его надо либо расширять, либо нас в речку спихнут.

Все невольно поглядели в сторону немецких позиций. До них было метров шестьсот. Поле, заросшее травой, редкие холмы и овражки, кое-где кустарник. Наши пытались здесь наступать. На поле стояли три сгоревших танка, виднелись тела погибших бойцов. Отчетливо тянуло запахом разложения. Жаркая влажная погода быстро делала свое дело.