Эта традиционная восточная еда почти за столетие прошлаудивительную метаморфозу. Вначале это была обычная еда очень бедных людей,погонщиков верблюдов, наемных работников — «амбалов» — и вообще неимущих.Незатейливость приготовления и использование в качестве основы обычно никому ненужных конечностей делали эту еду особенно дешевой и доступной. Но затем хашполюбили и богатые люди, и постепенно утренний хаш превратился в целый ритуалсо своими особенностями приготовления. Попадались и настоящие мастера своегодела, которые умудрялись приготовить особенно наваристый хаш. По мнению врачей,эта еда способствовала довольно быстрому заживлению переломанных конечностей.И, к слову сказать, надолго выводила из нормального ритма печень любогогурмана.

Али Гадыр пригласил его к себе домой в восемь часов утра,зная, что в два часа дня гость вылетает из Тегерана. В отель за Дронго приехаламашина, и молчаливый водитель отвез его к двухэтажному собственному дому АлиГадыра Тебризли. У ворот встретил такой же молчаливый охранник, которыйпроводил гостя в большую гостиную, где его уже ждал хозяин дома, одетый всветлые брюки и итальянский джемпер. На столе, кроме легких закусок, ничего небыло. Заметив удивление Дронго, хозяин улыбнулся и разрешил привратникуудалиться. Лишь после этого он вкатил столик с многочисленными напитками,уточнив у Дронго, что он будет пить.

— Вообще-то я не очень большой любитель алкоголя, —проворчал гость, — но вы можете оставить «Абсолют» с перцем или российскуюлимонную водку. У вас, я смотрю, большой выбор.

— А вы совсем неплохо разбираетесь в напитках, несмотря натрезвый образ жизни, — улыбнулся Али Гадыр, приглашая гостя к столу. — Можетене беспокоиться, — сказал он, — здесь микрофоны не установлены. Хотя ручатьсявсе равно не могу.

— Ничего, — усмехнулся Дронго, — за столько лет я как-топривык к тому, что мои разговоры всегда интересуют посторонних людей. Когдаменя не слушают, я даже чувствую себя неуютно, как актер без зрителей.

Хозяин коротко рассмеялся, приглашая присесть. Они сели другпротив друга, и женщина внесла две глубокие тарелки с дымящейся едой. Такуюгустую и жирную пищу можно было есть только поданной с огня. В домах женщиныобычно не закрывали лица темным покрывалом и вообще чувствовали себя гораздоувереннее, чем на улице. Общественная мораль и внутренняя резкоконтрастировали, и этот разрыв обещал когда-нибудь привести к взрыву.

Али Гадыр разлил водку в небольшие рюмки.

— Ваше здоровье, — пожелал он гостю и первым чуть отпил,поморщившись.

И лишь затем взялся за ложку. Ложки были серебряные, сгербом рода хозяина дома, принадлежавшего к известному южно-азербайджанскомуклану.

— Вы сегодня уезжаете, — утвердительно сказал хозяин дома,начиная беседу.

— Если самолет поднимет меня после вашего хаша, — пошутилДронго, — то я надеюсь улететь.

— Сколько лет я вас знаю, а вы все шутите, — вздохнул хозяиндома, — даже после вчерашнего.

— Вы считаете, что я должен сходить в мечеть и раздать тамденьги за свое чудесное спасение? По-моему, я как раз сделал то, что должен былсделать — перед отъездом зашел поблагодарить своего спасителя.

— Не богохульствуйте, — попросил Али Гадыр — в конце концов,существование Аллаха это научно установленный факт.

— А я уже не спорю, — сказал Дронго, склоняясь над тарелкой.— Знаете, я ведь по натуре убежденный агностик. Но чем больше узнаю о строенииВселенной и самого человека, тем больше убеждаюсь в существовании неземнойкосмической силы, способной формировать данные объекты и существа. Поверить вслучайность почти невозможно.

— Тогда вы должны принять и нашу истину, — быстро вставилАли Гадыр. — Ведь мы строим исламское государство. И пытаемся доказать всемумиру, что духовная власть может вполне сосуществовать со светской.

— Миру трудно принять вашу истину, — строго заметил Дронго иподнял рюмку, — за ваше здоровье.

Они и на этот раз не стали делать больше одного глотка,словно соревнуясь, кто меньше выпьет.

— Вообще-то странное ощущение, — признался Дронго, — споритьо построении теологического государства под звон рюмок.

— Хаш иначе есть нельзя, — добродушно заметил Али Гадыр, — ипотом — это, возможно, мой единственный грех. Вы же знаете, что я учился вАнглии, и там довольно быстро приобщился к крепким спиртным напиткам. И струдом отвыкаю от этого своего порока. Но мы продолжим наш разговор. Ксожалению, в мире сформировался несколько искаженный образ нашего государства.С ложной подачи американских и израильских средств массовой информации мывыглядим не лучшим образом.

— Согласитесь, что некоторые обвинения имеют под собойреальную почву, — проворчал Дронго. — Могу вас поздравить, у вас великолепныйповар.

— Еще по одной тарелке, — добродушно предложил Али Гадыр и,поднявшись, подошел к одной из дверей, позвал женщину. Она появилась сразу,словно ждала с той стороны. Хозяин дома показал ей на тарелки, она, кивнув,поняла все без слов, забрала тарелки.

— А я никогда не говорил, что мы страна ангелов, — заметилАли Гадыр, возвращаясь к столу. — В условиях жесткого противостояния мы обязаныотстаивать свои интересы.

— Но вы их иногда отстаиваете слишком рьяно, — заметилДронго. — Мир не готов к вашему варианту исламского государства. Феминизм,космополитизм, интеграция, либеральные воззрения, победившие в западном мире,не приемлют тех ценностей, которые вы пытаетесь навязать другим народам.

— Мы ничего не пытаемся навязать, — возразил Али Гадыр, — мылишь хотим, чтобы нам не навязывались западные ценности, которые мы считаемаморальными.

— Вы не считаете, что это трудно объяснить людям, которыепогибают от взрыва бомб, установленных террористами, которые финансируются наваши деньги?

— Не нужно, — добродушно сказал Али Гадыр, — вы же прекраснознаете, что палестинцам выплачивают гораздо большие деньги саудиты и иорданцы.Однако они считаются союзниками Америки, и все закрывают глаза на их деньги. Анаши деньги вызывают возмущение только потому, что мы не готовы отдавать своюнефть и свою честь американцам.

— И тем не менее вы довольно активно поддерживаете своигруппировки по всему Ближнему Востоку.

— А американцы не поддерживают своих союзников? Или когдаони вызывают корабли своего флота к берегам Ливана и обстреливают поселки смирными жителями, даже если среди них и встречаются террористы, — это акциягуманизма?

Или израильтяне, которые обстреливают Южный Ливан, тожедемонстрируют свою приверженность миру? Не нужно убеждать меня, Дронго, что мыхуже других. Мы такие, как все. И только защищаем свои ценности.

Женщина внесла еще две тарелки с дымящейся едой, поставив ихперед собеседниками, молча вышла. Али Гадыр поднял свою рюмку.