Любящим, нежным.

Мягкая кровать приняла Виолу в свои ласковые объятья. Она упала на неё животом и протянула вперёд руки, расставила. Три толстые отметины алели на коже. Лучше не трогать их сейчас. Я взял тюбик с кремом и выдавил полоску себе на палец, положил на рубец и медленно почти не касаясь, начал размазывать.

Виола вздохнула.

– Эрик?

– Да, Виола?

– Зачем ты это делаешь?

– Потому что не могу не делать. Тебе больно?

– Уже почти не больно.

– Если больно скажи.

Она затихла. Она знала, если скажет, я попробую её отпустить. А она этого не хочет. Пока я цепляюсь за неё. За Виолу и за свободу. Всеми силами пытаюсь удержаться рядом с ними двоими. И только в одной из них я не уверен – это в свободе. Это она может покинуть меня в любой момент, но только не Виола.

Ласковыми движениями я втирал крем в её кожу и ей нравилось это. Я чувствовал ей возрождение. Вздох облегчения подтвердил мои догадки. Она терпит, потому что любит меня. Вот такого.

Никто никогда не любил меня, кроме сестры. Но сестра это другое. Я много лет ждал другой любви. Настоящей. Любви от женщины, девушки. Такой любви, которая не осудит, не возмутится. Не станет требовать, чтобы я изменился, потому что я никогда не изменюсь. Это – будет со мной всегда.

Конечно, я боюсь зайти слишком далеко, но стараюсь думать, когда это случится, я постараюсь отпустить.

Тело Виолы сейчас самая большая награда. Я получил её. Всё-таки получил эту самую любовь.

Я гладил её спину бедра, ноги. Её шелковую кожу, тер, касался и целовал. Обезболивающий крем начинал действовать и я увидел, как томно тянется Виола. Она растревожена желанием, а я давно уже готов дать ей удовольствие. Мой член хочет её.

– Эрик, – произносит она тихо.

– Что Виола?

– Я люблю тебя.

Я склонился над её лицом. Держусь, нависаю, смотрю на точёный профиль. Опускаюсь на тело, прижимаю в кровати, раздвигаю ноги, просовываю ладонь и направляю член во влагалище. Виола подается, выгибает бедра, так чтобы мой член проникал, и я вхожу с тихим стоном.

– Я тоже тебя люблю.

Медленными нежными движениями я накрываю её тело своим, тяну на себя бёдра. Лицо моё над её лицом. Я вижу, как от наслаждения она закрывает глаза, выгибает шею. Я покрываю её поцелуями.

Иногда она вздрагивает от боли, жмурится, сводит брови. Ей и больно и хорошо. Дымка, пелена перед глазами. Мои движения, каждое из них наполнено нежной любовью. Это раньше я трахал бездумно, для достижения одной только цели – получить удовольствие. Но теперь, удовольствие в каждом, простом, обыкновенном толчке.

Не думал, что такое бывает. Я знал только то, что чувствовал. А теперь всё это знание оказалось неверным.

Вот для чего дана человеку любовь, для чего дан другой человек. Вот для чего.

Это было открытием, самым настоящим открытием. Узнать такое, понять это, удивительно. Тем более, когда был уверен, что знаешь о наслаждении всё.

– Люблю тебя, люблю… – я повторял это без конца после каждого проникновения, после каждого толчка.

– Я тебя люблю, – отвечала она.

Виола заснула. Какое-то время я лежал рядом и разглядывал её лицо. Спокойное. С маленькими крупинками туши под ресницами. Чуть приоткрытым во сне розовым ртом. Смотрел на тонкую складочку, которая образовалась в изгибе шеи и подбородка.

Я любовался простой и понятной красотой, которую подарила этой девушке природа.

Дыхание тихое. Виола спит, глубоко и устало. Конечно, она же работала всю ночь. Теперь, время сна. Я решил не мешать. Неторопливо, чтобы не потревожить, встал с кровати. Задернул плотнее розовые шторы. Обернулся. Спит. Виола даже не двинулась, не моргнула. Пусть спит.

Приятное ощущения покоя. Эта квартира, чужое пространство наполненное всем что я люблю. Здесь хорошо. Надолго ли?

Две комнаты – темная и светлая. Каждая из них – важна. Здесь мне нужно прожить некоторый период своей жизни. И я проживу его в любви. Нужно взять самое важное от этого времени и от этой любви.

На кухне я открыл шкафчик, потом холодильник. Хотелось есть. Я разбил пару яиц на сковородку и в этот момент услышал, как открывается замок у входной двери.

Прошло полминуты, прежде чем Джон заглянул в кухню.

– Спит? – указал поворотом головы на комнату.

– Спит.

– Ты должен быть осторожным.

– Ты повторил это уже сто раз.

– Если она будет кричать, добрые соседи вызовут полицию.

– Она не будет кричать.

– Ты там знаешь.

– Давай, что там, – я протянул руку к пакетам с продуктами.

Джон поставил пакеты на стол и начал доставать всякую всячину.

– Черт, я просил не такой творог.

– Я не виноват, что в этой дыре нет такого, как тебе надо. Ешь то, что приношу.

– А ты обнаглел, – я усмехнулся и глянул на старика.

– С тобой разве не обнаглеешь? Сколько уже сидим. Думаешь, мне тут нравится сидеть.

– У тебя есть выбор, – я глянул исподлобья.

– Какой? – он пристально глянул мне в глаза, словно ожидая, что вот сейчас я скажу, что он может быть свободен и идти на все четыре стороны.

Но так сказать я не могу, без Джона я словно ребёнок без няньки. Если так просто рассудить, то моя жизнь зависима от Джона. На нём одном лежат все, какие есть обязанности в отношении меня. Да, он получает хорошую зарплату, но если он когда-то вдруг захочет уйти, его просто некем будет заменить.

Много раз он пугал что уйдёт, что я надоел ему больше чем моль на большом пальце. Что я плохой, неидеальный, не такой как все. И он носится со мной, сам не зная почему.

Носится, но не бросает. А сейчас он нужен мне вдвойне. Я прячусь в чужой стране, в ожидании подходящего момента, когда обо мне забудут. Я должен буду попытаться выехать из страны через соседнюю страну. А оттуда уже туда, где никто не будет искать меня. Джон занимается этим, он сделал документы. Нужно только немного времени, чтобы память обо мне остыла.

Но теперь есть ещё одна загвоздка – я не хочу уезжать от Виолы. Я должен либо взять её с собой, либо заставить её приехать ко мне потом. Согласиться ли она, этого я не знаю. Знаю только, что она мне нужна.

Я не стал говорить, какой у Джона есть выбор, просто засмеялся.

– Мы с тобой связаны одной пуповиной.

– Да, только я через неё кормлю тебя, – усмехнулся он.

– Нет ну вот ты мне скажи, куда ты пойдёшь, если уйдёшь от меня?