Был уже час ночи. Он позвонил в дверь, а я, и жена, и наша дочка спали. Я открыл ему:

– Входи. – И я добавил: – Только тс-с… спят.

Квартира состояла из комнаты и кухни – мы прошли на кухню. Мы сели, закурили, и Гребенников очень спокойным и простым голосом стал рассказывать, что Валя опять его обманывает.

– Она была в Киеве. Там что-то вроде съезда по вычислительным машинам – всю молодежь пригласили…

Для постороннего человека голос Гребенникова показался бы совсем уж ровным и как бы будничным:

– Съезд еще продолжается, а Валя оттуда незаметно уехала. Удрала. Ее там уже нет.

– Ну и что?

– Да ведь и дома ее нет, – все так же буднично проговорил он.

– Где же она?

Он невесело усмехнулся. И молчал.

Я встряхнул головой:

– Ты извини. Я сонный… Рассказывай, рассказывай!

– Да что ж рассказывать. Часть людей вернулась из Киева пораньше. Встретил я на работе Витьку Флягина, встретил вашего Тиховарова…

– Тиховарова? – переспросил я.

– Да… Как, говорю, съезд? То да се. А как, говорю, моя Валя?.. «А она же вернулась. В одном вагоне ехали», – сообщил мне Тиховаров.

– Ну?

– Ну и все. Сказал я Тиховарову: «Пока», – и быстренько домой. Ждал, ждал – ее нет.

– Может быть, задержалась где-то. Например, в магазин пошла…

– Это было два дня назад.

Я молчал. Затем, как бы размышляя, сказал:

– Значит, она где-то здесь? В Москве?

– Да.

– Задача… – сказал я.

Он улыбнулся этакой характерной своей улыбкой – тихой и будто бы даже покорной:

– Только не делай вид, будто ты не догадываешься…

– Я догадываюсь. Ну, разумеется… Я конечно же – и как тут не догадаться, – заспешил, заторопился я.

– Все просто. Она здесь. Она в Москве. Она с кем-то. – И он улыбнулся с той же своей естественностью и простотой: – И я хочу ее найти.

Я все это понимал – да оно и немудрено было, зная Валю! – но вот что мне было неясно:

– А почему ты ко мне пришел?.. Я же ничего не знаю.

– Ну так. Все-таки беда у меня случилась… Совет дашь. Друг все-таки.

Я не мог дать никакого совета. И другом его я не был. Тут было вот что: я и его Валя были земляки, были родом из одного маленького провинциального городка. Вот и все.

– Д-да… Друг – это конечно, это разумеется, – сказал я сочувственно, – но что же я могу посоветовать?!

Я вытащил остатки ужина, налил чаю.

– Давай-ка горяченького…

Из комнаты выглянула жена. На плечи она накинула одеяло – вот так, верхней половиной, и выглянула:

– Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, – сказал я поспешно. – Ничего. Спи.

Она сонно щурилась на свет:

– Правда?.. Может, что случилось?

Гребенников улыбнулся ей:

– Нет.

И я сказал:

– Павел зашел к нам переночевать. Вот и все.

– Ты найдешь, что ему постелить? – спросила она.

– Найду.

– Одеяло в шкафчике.

И она ушла.

– Замечательный чай… – Гребенников медленно вертел в руках стакан. – …Замечательный чай. Мне ведь и правда надо бы у тебя переночевать.

– Я так и понял.

– Нет. Не только сегодня. А вообще. Пока я буду ее искать…

– Хорошо, Павел.

И я тоже стал отхлебывать понемногу чай. Теперь я понял: Гребенниковы жили в Подмосковье, и он не хотел терять время на ежедневные поездки туда-обратно.

– Я буду искать ее. Понимаешь – я не хочу время терять.

– Я понял.

– А твои домашние не будут против?.. То есть против…

– Ночлегов?

– Да.

– Нет, не будут. Ну а будут – тоже ничего. Потерпят.

– Стеснять мне бы вас не хотелось. Но мне очень надо ее найти.

Я ничего не стал расспрашивать больше – я постелил ему и пошел спать. Жена спросила сквозь сон:

– Что у него?

– Да ничего. Опять с женой не ладит.

– Вот бедняга… Это та самая Валя?

– Да.

– Вот это любовь, вот это муж!

…И где-то среди еле слышного ночного шепота она уснула.

Мне не спалось – и вот я босо зашлепал на кухню.

– Покурим? – Я как-то был уверен, что он не спит.

Он не спал.

– Давай. Но только дверь прикрой, чтоб им не тянуло. Я все-таки чувствую, что стесняю вас…

– Да ладно тебе.

Мы помолчали.

– Я ведь, честно говоря, не только ночевать к тебе. Я ведь и на помощь рассчитываю…

– Ну?

– Помог бы ты мне.

– Искать ее?

– Да.

Я зевнул долгим ночным зевком и подпер рукой отяжелевшую голову.

– Не представляю себе…

И я вдруг стал хвалить Валю:

– Есть, есть в ней что-то чертовское… И не поймешь что! И ведь не скажешь, что красива, верно?

Я произнес утвердительно:

– И всегда в ней было это. Я ее с детства помню.

Гребенников тему не поддержал.

– А я слышал, вы разводились…

– Да. Мы и сейчас разведены, – спокойно сказал он.

– Правда?

– Да… Но, честно говоря, разведены мы или не разведены – это уже не имеет значения. Все перепуталось.

– Как же так?

– А вот так.

– Но живете-то вы вместе?

– Да.

– Так, – сказал я машинально, – значит, она опять Чекина? Опять под своей фамилией?

На темной стене кухни были светлые пятна от ночных фонарей – чуть светленькие и какие-то зябкие пятна. Я уставился в них и повторял:

– Д-да… Валечка Чекина… Валечка Чекина! – Я сказал: – Ну и как же вы жили эти три… нет, четыре года?

Он усмехнулся:

– По-разному.

Мне все хотелось обрисовать ее в нескольких фразах, как-то очертить ее, оценить, что ли. (И совсем не хотелось ее завтра искать.)

– Не понимаю, зачем за ней бегать, – сказал я. – Это ведь еще хуже.

Он не ответил.

– …Ей важен именно минутный шум. Она, конечно, обаятельная, но, в сущности, девочка пустенькая. Совсем пустенькая. Коптит себе небо и ничегошеньки не думает… Разве нет?