Понятно. Все, как по писаному.

Она сжала руки и приготовилась. Главное – доказать, что Сергей ни при чем.

Беленький мучил ее еще час. На все вопросы, даже те, что задавались явно с подковыркой, Глафира отвечала честно, поэтому поймать ее капитану никак не удавалось. Однако упертый Беленький продолжал долбить двадцать раз по одному месту. Глафира крепилась из последних сил, призывая на помощь всех, кого могла: от Спиридона Тримифутского до Николая Угодника.

Первым все же выдохся следователь.

– Ну что ж, гражданка Вознесенская, сегодня я вас отпускаю. Но ненадолго. И предупреждаю: к чьему бы заступничеству вы ни прибегли – пусть он хоть трижды Герой России будет, – меня этим не проймешь.

Последнюю непонятную фразу она пропустила мимо ушей и буквально выползла из кабинета следователя.

Измотал ее этот маленький Беленький! Хотя… Ну и пусть измотал. Ее не задержали, значит, он все же поверил. Или не поверил, а просто доказательств пока недостаточно. Наверное, теперь за ней установят слежку и будут «вести» – так, кажется, в кино говорят? – пока она не выведет их на преступника?

В смятении чувств Глафира чуть не прошла мимо Сергея, который ждал ее у крыльца.

– Долго следователь тебя мариновал, – сказал он, обнимая ее за плечи и целуя в висок.

– Я в полной прострации. Голова как чугунная, – призналась она, хватаясь за его руку, как за спасательный круг. – Мне кажется, он меня подозревает. А я в лепешку расшиблась, доказывая, что не виновата.

– Они всегда так себя ведут: наматывают человеку нервы на кулак.

– Я знаю.

– Откуда? – удивился Шведов.

– В кино видела.

– Ты смотришь криминальные сериалы? – Он поднял бровь.

– А других не показывают. Даже если фильм про любовь, там обязательно есть убийство.

– Прямо как у нас с тобой, – усмехнулся Сергей.

– Ну да. Похоже.

– В жизни всегда так: где любовь, там и кровь.

Глафира отстранилась и взглянула подозрительно.

– Ты шутишь, что ли?

– Просто хочу вывести тебя из прострации. Ты будто деревянная вся.

– Ты сказал, что пришел сам, – вдруг вспомнила Глафира. – Зачем?

– Я знал, что на тебя сразу падет подозрение. Решил, что будет лучше, если я первым изложу свою версию. Тогда тебе легче поверят.

– Не надо было! Теперь Беленький уверен, что ты тоже замешан в этом кошмаре!

– Ну и пусть.

– Погибать, так вместе?

– Зачем погибать?

Шведов подошел к большой машине и распахнул перед ней дверь. Глафира, не задумываясь, залезла на переднее сиденье. Сергей сел за руль, и они вырулили со стоянки.

– Пусть Беленький работает по своему плану, а мы – по своему.

– Мы же не умеем!

– Зато у нас сильная мотивация: мы не хотим сесть в тюрьму.

– Да уж. Особого желания нет, – буркнула Глафира и только заметила, что они куда-то едут, сидя в чьей-то машине. Она повертела головой.

– Это твоя машина?

– Да вроде.

– А куда мы едем?

– Давай сначала поедим чего-нибудь, а потом начнем думать.

– Давай!

Ей вдруг стало беспричинно весело. Да разве можно чего-нибудь бояться рядом с ним? Он все умеет, все знает и обязательно придумает, как выбраться из беды!

Они приехали в какое-то приятное кафе, забрались за самый дальний столик, заказали кучу еды и стали говорить совсем о другом.

– Я боюсь за Бартенева.

– Не бойся. Кимыч все контролирует.

– Твой друг?

– Друг и коллега. Он заведует хирургическим отделением.

– Ты тоже там работал?

– Работал, пока не сорвался на войну.

– Что-то случилось?

– От нас с Яриком ушла Эля. Это было семь лет назад. У нее случилась большая любовь, и она уехала за границу. Потом подала на развод. Кажется, у нее там все срослось.

– Кажется?

– Ну раз с тех пор не объявлялась и не звонила…

– И Ярику?

Шведов кивнул. Официантка принесла заказ, сгрузила его на стол и молча удалилась. Кажется, даже зевнула, отвернувшись.

Глафира посмотрела на тарелку. Почему-то есть расхотелось совершенно. Надо хотя бы вид сделать, а то Сергей расстроится. Она стала старательно ковырять лангет.

– Кимыч сказал, что состояние Бартенева не столь тяжелое, как показалось на первый взгляд. Надежда есть. А пока профессор будет приходить в себя, мы с тобой попробуем разрулить это дело в меру своих возможностей.

Глафира подняла на Шведова глаза. Ему нелегко. Неприятно рассказывать о бывшей жене. Ужасно жалко Ярика! Бедный!

Она подобралась.

– Мы же думать собирались. Начнем?

Шведов посмотрел на нее со странным выражением лица. Глафира подцепила кусок помидора и принялась с аппетитом жевать.

Сергей улыбнулся и принялся за свою порцию.

Какая девушка необыкновенная ему досталась.

Ну, держись, Беленький!

– Начать следует с коллег Бартенева. Не знаю только, как к ним подобраться. Подумай хорошенько: кому профессор мог, хотя бы гипотетически, рассказать о находке?

– Если только Богуславскому, но это не точно.

– Ну а тем, кому он должен был докладывать о результатах? Не может быть, чтобы никто не знал.

Глафира покачала головой.

– Пойми, Сергей, письмо Пушкина и «Слеза Евы» – открытие мирового уровня. Такое раз в тысячу лет случается! Прежде чем о нем объявить официально, надо быть уверенным на сто процентов. Бартенев хотел сначала собрать неоспоримые доказательства, чтобы, как он говорил, «не краснеть потом алым цветом». Олег Петрович – крупный ученый. Он должен быть осторожным, понимаешь?

– А были сомнения?

– На разных этапах – да. Но недавно он перестал сомневаться.

– И все равно никому не сказал?

– Он хотел сделать это эффектно. На международной конференции.

– А что он сообщил Богуславскому?

– Олег Петрович уточнял у него детали.

– Уверена?

– Ну… Я не все знаю. Возможно, поделился кусочками информации.

– А Богуславский сложил кусочки воедино и догадался. А?