Глафира тяжко вздохнула. Подозревать в жутком преступлении академика Богуславского? В страшном сне представить невозможно.

– Конечно, я далек от мысли, что этот Богуславский проделал все сам. Он вполне мог кого-то нанять.

Глафира вздохнула еще тяжелее. Сергей глянул на нее внимательно.

– Я понимаю, что тебе все это неприятно.

– Ужасно.

– Но мы ведь не должны сидеть и ждать. Или ты на Беленького надеешься?

– Не надеюсь. По-моему, он уверен, что рано или поздно я сама во всем сознаюсь.

– Тем более.

Сергей пододвинул ей тарелку с салатом. Глафира посмотрела, но есть не стала.

– У тебя есть контакты Богуславского?

– Я звонила ему по просьбе Бартенева.

– Позвони еще раз.

– Зачем?

– Скажи, что профессор в больнице. Послушай, как он среагирует на это известие. Про случившееся не говори и попробуй выяснить, не был ли Богуславский в эти дни в Питере.

– Зачем? Если бы приехал, обязательно навестил Бартенева.

– Все равно спроси. А еще узнай, не присылал ли ему Бартенев каких-нибудь материалов. Сами мы проверить не сможем.

– Компьютер профессора забрали, к сожалению.

У Глафиры был такой поникший вид, что Сергею стало ее жалко. Она совершенно не умеет играть и притворяться. Но все равно они должны попробовать. Если не справится, он поедет к Богуславскому сам и не слезет с него, пока не выяснит правду.

Наконец собравшаяся с силами Глафира достала телефон.

– Только можно я поговорю с ним не здесь? И без тебя.

Сергей кивнул. Глафира встала.

– Я недалеко. Просто выйду на улицу.

Она вышла из кафе и стала прохаживаться мимо окон, прижимая трубку к уху. С его места нельзя было разобрать выражения ее лица, но Шведов все равно следил внимательно. Вот она затрясла головой, поправила прядь волос, развернулась и пошла в другую сторону, продолжая разговор. Старается. Что за фрукт этот Богуславский? Если за всем стоит он, то Глафире его не раскусить. Сама лгать не умеет, потому и в других зла не видит. Или наоборот? Сразу почувствует фальшь, уловит не слухом, а чутьем. Таких, как она, часто недооценивают. И он, похоже, не исключение.

– Переговорила, – сказала Глафира, появляясь перед ним, и плюхнулась на диванчик в изнеможении. – Только зря расстроила человека.

Шведов налил ей чаю. Она торопливо отпила несколько глотков.

– Он сам в больнице третью неделю лежит. А тут еще я про Бартенева сообщила. Он так расстроился, аж голос потерял. Вот вместе и уйдем, говорит. Еле успокоила. Пришлось сказать, что у Олега Петровича все налаживается, врачи на него не нарадуются, а их поколение вообще крепкое и стрессоустойчивое.

– Значит, и выспрашивать ничего не пришлось.

– Он сам рассказал все, что я хотела узнать. Переживает за Бартенева, что тот не успел закончить работу над архивом. Спрашивал, не нужна ли помощь. Я так поняла, что он совершенно не в курсе.

– Не притворялся?

– Ему не до этого, поверь.

Шведов отхлебнул почти остывший чай и задумался. Скорей всего, так и есть. Богуславский ни при чем. Да и с чего он решил, что больному старику по силам провернуть этакое дело? Тут действовал кто-то помоложе. Сильный, смелый и жестокий.

Тогда кто? Сам Бартенев? Он ничуть не лучше Богуславского. А если копнуть со стороны племянничка? Все равно никаких других не осталось. Именно он впустил в дом своего убийцу. Значит, каким-то боком замешан.

– Помнишь, я говорил про дверь, которую Стас открыл бандитам?

– Тогда почему они его убили?

– Это одна из непоняток, но не единственная. Кстати, Беленький считает, что бандит был один. Я ему верю.

– Почему?

– Есть много способов это установить. Например, нашли отпечатки только одного постороннего.

– Они их проверили?

– Сказали, что в картотеке таких нет.

– Может, все-таки Стасик ни при чем?

– Сомневаюсь. Давай поищем его знакомых, друзей. Вдруг за что-нибудь зацепимся.

– Его ноутбук тоже забрали.

– Он нам не нужен. Мы залезем в социальные сети.

– Я в этом не очень, – призналась Глафира.

– Мы же не собираемся хакерством заниматься. Сейчас у молодежи вся жизнь в соцсетях.

Ага. Значит, ее молодежью он не считает. Глафире стало немного обидно, а Шведов даже не заметил.

Оказывается, он взял из машины планшет. Пересев на диванчик к Глафире, Сергей прислонил его к тарелке.

– Скажи, как называется его институт и на каком курсе он учится.

Они сблизили головы и начали искать.

Шведов был прав. Они быстро и легко выяснили, чем заполняют свою жизнь студенты. Каждый чих молодые люди выставляли на всеобщее обозрение и делали это с огромным энтузиазмом. Глафира была поражена. Зачем показывать всем, какой прыщ сегодня вскочил на твоем носу? Зачем снимать свои ноги в ластах, сидя на краю бассейна, да еще в шести ракурсах? Какой интерес могут представлять хоть для кого-нибудь два таракана, ползающие по твоей тарелке, которую ты не помыл с вечера?

Пока она раздумывала над тем, что заставляет людей выставлять себя идиотами, Шведов продолжал просматривать фотографии.

– Смотри: самая свежая дата – десятое мая. Кажется, ребята после учебы решили зайти в кафе. Тут вся группа. Может быть, ты знаешь кого-то из них?

Глафира стала смотреть. Вот Стасик пьет пиво, спорит о чем-то с парнем. Незнакомым. Вот обнимается с двумя девчонками. Их она тоже никогда не видела. Вот хохочет над чем-то, запрокинув голову.

Что же произошло тогда в доме Бартенева? За что убили этого глупого мальчишку?

– Стой, – вдруг сказала она, напрягшись. – А можно приблизить изображение?

Шведов приблизил. Друзья Стасика продолжали есть и пить пиво, но сам он сидел уже в другом месте, за спиной одного из студентов. У Стаса было очень напряженное лицо. Он с кем-то разговаривал. Этот кто-то был виден со спины. Глафира сглотнула. Ей мерещится? Нет, вряд ли. Этот жирный в складочках загривок трудно спутать. Она очень хорошо рассмотрела его тогда, на дне рождения.

Каким бы странным это ни казалось, но собеседником Стаса был Тобик, любовник ее подруги Ирки.

– Ты что-то увидела? – спросил Шведов.

Глафира перевела дух. Как такое может быть? При чем тут Тобик? Как они со Стасиком могут быть связаны?

Сергей увидел ее остекленевший взгляд и налил в стакан воды.

Она выпила, еще немного посидела, глядя перед собой, и сказала: