Здесь не было ни желтых одуванчиков на зеленой траве, ни голубого неба, ни снежных ангелов. Вместо них – огромные комнаты, в которых никто никому не был нужен: ни дети воспитателям, ни воспитатели детям, ни дети друг дружке. Каждый сам по себе и в игровой комнате, служившей одновременно столовой, и в классе, и в спальне. И хотя стены украшали многочисленные картинки и постеры, на окнах висели нарядные занавески, а в шкафчике у Киры – новые нарядные платья, подарки шефов, все вокруг, казалось, утратило цвет, стало безнадежно-серым, унылым. Она ничего не ждала и если о чем и мечтала, так только о том, чтобы очутиться как можно дальше от этого страшного места.

И ее мечта сбылась. Где-то через шесть месяцев, показавшихся ей шестью годами, да что там – столетиями, за Кирой приехала мама: похудевшая, с поредевшими волосами и глубокими морщинами, но все такая же родная и любимая. Первые дни Кира, уже довольно взрослая девочка, ходила за ней хвостом, боясь, что маму снова заберут в больницу, а ее отправят в детский дом.

На старую работу маму не взяли, и она устроилась уборщицей. Мыла полы в подъездах соседних домов, очень уставала. Дома падала на кровать, не в силах даже поесть. Кира приходила из школы, бежала в магазин за молоком и хлебом: кормила маму и ела сама. По выходным она стала ходить с матерью, помогать ей. А через пару лет вытянувшаяся за лето Кира взяла всю материну работу на себя. Вставала чуть свет, и ко времени, когда нужно идти в школу, с уборкой было покончено. Мать только за зарплатой ходила. Ранние уборки приучили Киру работать споро и тихо – не дай бог загремит в подъездной тиши ручка огромного ведра или упадет совок. Разбуженные жильцы могут запросто накатать жалобу в управляющую компанию, и тогда… Только не в детдом! Нет, только не в детдом!

В школу Кира шла вконец вымотанная, но показывать это было нельзя, как и плохо учиться. Стоит дать слабину – и оглянуться не успеешь, как окажешься в детдоме. Особенно она боялась женщины из службы опеки. Страшно худая, с жидким пучком волос какого-то невыразительного мышиного цвета, в неизменном коричневом костюме, та с одной ей понятной периодичностью появлялась на пороге дома Колобковых. К этому моменту в доме должна царить чистота, в холодильнике иметься хоть какая-то еда, мама – и это самое главное – находиться во вменяемом состоянии. Последнее было самым сложным – порядок Кира наводила и поддерживала на раз-два. Наварить большую кастрюлю каши и по мере убывания перекладывать ее в кастрюльку поменьше, чтобы всегда казалась полной, – тоже не проблема. Мама постоянно находилась в заторможенном состоянии и в холодильник не заглядывала, что, с одной стороны, было хорошо. Но именно ее постоянно сонное состояние и рождало в душе девочки тревогу. Мама порой засыпала на полуслове, и Кира не знала, как отреагирует на это представительница службы опеки: не сочтет ли маму неспособной воспитывать ребенка. Она понимала, что виной тому таблетки, выписанные врачом психиатрической больницы. Стоит прекратить их принимать, и мама оживет. Вот только не станет ли от этого хуже? Потому Кира всегда строго следила, чтобы запас таблеток никогда не кончался, а мама не пропускала их ежедневный прием.

Кире удалось окончить школу без троек. Конечно же, о дальнейшей учебе и речи быть не могло. Она по-прежнему мыла полы и мечтала устроиться на какую-нибудь более высокооплачиваемую работу. Тогда дамоклов меч в виде детского дома, с детства висевший над ее головой, исчезнет, оставив после себя лишь воспоминания о чем-то сером, тяжелом, да и они постепенно уйдут, уступив место чему-то более светлому и радостному. Например, лыжному походу и снежному ангелу.

Вскоре такая работа нашлась – на окраине города, как грибы после дождя, стали расти загородные коттеджи гореловских бизнесменов. Для уборки многокомнатных особняков, зачастую смахивающих на дворцы, требовались рабочие руки. Платили хорошо, но и времени на уборку уходило гораздо больше. Кира колебалась недолго и вскоре уже с волнением отправилась на собеседование к новым работодателям. Бездетная супружеская пара и проживающая с ними теща единогласно одобрили кандидатуру милой девушки. Озвученная сумма будущей зарплаты привела Киру в восторг. А когда оказалось, что это только на испытательный срок, а дальше возможно повышение, девушка с трудом сдержала слезы радости – о таких деньгах она даже не мечтала.

Кира полюбила свою работу. Она прибегала рано утром и, пока все спали, готовила завтрак. Предпочтения в еде у членов семьи были разными, но, не без помощи бабушки – так Кира за глаза назвала самую старшую обитательницу коттеджа, Регину Платоновну, – она быстро разобралась что к чему. Бывшая учительница, а нынче пенсионерка, бабушка никак не могла оставить школьные привычки. Ей хотелось руководить, командовать, поучать. Ее менторский тон порой доводил до бешенства единственного мужчину в доме, Юрия Васильевича.

Он уже давно понял, что с тещей спорить бесполезно. Редкие попытки устроить демарш пресекались на корню. Доводы Регина Платоновна каждый раз подбирала разные, но смысл в конечном итоге был один: не нравится – проваливай. Из этого Кира сделала вывод, что дом построен на деньги бабушки. Юрию Васильевичу (Юрику – так окрестила его Кира) еще повезло, что вопреки поговорке о яблоке и яблоне Настя, дочь бабушки, разительно отличалась от своей матери. Стоило обстановке начать накаляться, как она мигом появлялась, словно из-под земли, и уводила супруга с линии огня. Кире порой тоже доставалось, но, похоже, к ней бабушка не была так предвзято настроена, как к незадачливому зятю.

Кира отработала уже почти два месяца. Уходила рано, приходила поздно. Она почти не виделась с мамой, но никогда о ней не забывала – каждый день приносила чего-нибудь вкусненького, купила красивые тапочки, ночную рубашку, крем для лица, а к дню рождения даже приготовила особый подарок – крошечный флакончик настоящих французских духов. Духи эти Настя получила в качестве презента за заказ косметики в элитном интернет-магазине и отдала Кире, горестно хлюпающей носом после очередной выволочки, устроенной бабушкой. На самом деле Кира не очень огорчилась и плакала не от обиды, а от страха – вдруг однажды после такой стычки Регина Платоновна вышвырнет ее из дома. И что тогда?

В тот день Кира бежала домой радостная – после ужина Регина Платоновна объявила, что завтра обязанности Киры будут исполнять Настя и Юрик. А сама она может заниматься чем бог на душу положит – выходной у нее. Самый настоящий, заслуженный, первый за время работы в этом доме. Конечно, Кира для вида начала отнекиваться, но Регина Платоновна не терпящим возражений голосом скомандовала:

– Чтоб я тебя завтра не видела! Все. Возражения не принимаются.

– Хорошо… Спасибо… – с трудом сдерживая так и норовящие разъехаться в стороны уголки губ, промямлила Кира.

Убрав со стола и перемыв посуду, она сложила в контейнер остатки творожной запеканки – завтра ее уже все равно никто не будет есть – и пирожок с маком. Мама такие очень любит.

Подходя к дому, Кира увидела у подъезда «Скорую», и сердце вдруг неприятно задрожало где-то в горле. Мама? Дверь распахнулась. Два человека в синих куртках вынесли одеяло, держа его за концы. Одеяло было чужим, незнакомым, и от сердца немного отлегло – не мама, какой-то мужчина. Но тут сверху раздался дикий крик, полный ярости и отчаяния. И еще один. И хотя не было в этом крике ничего человеческого, Кира узнала родной, знакомый с детства голос. Мама!