Машку Козу он повстречал недалеко от порта. Их знакомство напоминало банальную историю из телевизионных сериалов. Поздним вечером, отшагав подвесной мост, связывающий мурманский порт с городом, молодой моряк услышал со стороны сквера отчаянный женский визг и мольбы о помощи. Поспешив на крик, он увидел, как три сопляка лет по семнадцати пытаются изнасиловать девицу. Глеб раскидал парней. Девицей оказалась Машка по кличке Коза, известная в городе валютная проститутка. Глеб проводил Машку до дома, и она решила отблагодарить спасителя натурой. Глеб остался у Машки на ночь и прожил до следующего плавания. Часто в море, болтаясь в качку на гамаке, Глеб думал об этой странной привязанности. Машка привлекла к себе парня необычайной веселостью нрава и постоянной готовностью к сексу. Занималась любовью Коза тоже весело. Глеб сперва стеснялся, а потом привык к ее шутливой откровенности. Коза заявляла, что к самому Глебу она равнодушна, но «балдеет» от его члена, который окрестила Хорьком. «У тебя он такой живчик, и так здорово во мне прыгает», – шептала Коза в интимные моменты. Когда Глеб приходил к ней после плавания, Машка первым делом спрашивала: «Как там мой Хорек поживает?» Прощаясь с проституткой, Михеев каждый раз давал себе слово, что он больше к ней никогда не придет. Но, вернувшись из плавания, слово свое нарушал. Сойдя на берег тогда, в июне, он как всегда направился первым делом к Козе. Маша открыла дверь и, глядя на Михеева потухшим взглядом, встала у порога. Глеб попытался пройти, но Машка с места не сдвинулась.

– Может, я войду, или у тебя клиент? – спросил Михеев, наливаясь обидой.

– Уноси, Глебушка, своего Хорька от меня подальше. Я инфицированная. Понял? – тихо сказала Коза и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

Глеб достал из кармана пузырь «смирновки» и шагнул в маленькую квартирку. Они просидели всю ночь на кухне, и проститутка рассказала нехитрую историю своего несчастья. Машка попала в облаву и была насильно обследована. Тогда и выяснилось, что она носитель страшного вируса… Глеб перед уходом вытряхнул весь четырехмесячный заработок из своих карманов прямо на пол кухни, оставив себе лишь на дорогу, и под утро ушел. Проверяться сам не стал. Перед плаванием он обязательную проверку выдержал и за собственное здоровье не беспокоился. Михеев сел в поезд и поехал к родителям. Он боялся за стариков, волновался, как они переживают гибель брата. От маленькой станции до родного села моряку предстояло шагать лесом часа полтора. Глеб лес любил и двенадцать верст пути преодолевал шутя. Но за два километра до села попал под грозу. Ветер поднялся ураганный. Деревья не просто шумели, а выли и трещали. На землю с хрустом валились ветки и целые стволы. Небо почернело, и в лесу стало темно как ночью. Потом с неба полило. Струи дождя вперемежку с градом сперва обрушились на кроны деревьев, но, быстро наполнив листья и хвою влагой, устремились вниз. Глеб через три минуты промок до нитки. Но пережидать не стал и быстрым шагом двинулся к дому. Степанида Федотовна встретила сына на крыльце. Он ничего не писал о точной дате приезда и, увидев мать, с тревогой взирающей на дорогу, удивился.

– Глеб! Любаша в лесу! – вместо приветствия крикнула она Глебу.

– Кто? – не понял моряк.

– Доченька наша московская гостит. Видать, в лесу заплутала, – чуть не плача, причитала Степанида Федотовна.

– Грэй где? – с ходу оценив обстановку, спросил Глеб.

– За сараем привязан, – стараясь перекричать шум ветра, голосила женщина. – Отец с утра на пасеке! А я сама леса боюсь.

Бросив дорожную сумку на крыльцо, промокший сын Михеевых бегом направился за дом к сараю. Пока он отвязывал собаку, Грэй успел вылизать ему лицо и руки. Пес давно брехал, учуяв молодого хозяина, но за раскатами грома и воем ветра его не было слышно. Освободив собаку, Глеб побежал в лес в том направлении, которое ему указала мать. Бежал Глеб не быстро, а тем размеренным ходом, которым мог двигаться не один час. Лайка след взяла, но путалась и местами кружила. Потоки воды смывали запахи, и Грэй волновался. Мрак чащи на мгновение пронизывали яркие вспышки молний. Гром гремел все ближе и все громче. Перерывы между стрелами молний и раскатами грома становились короче.

Люба сидела под сосной. Она не плакала. Девушку била мелкая дрожь, и в ее застывших от страха глазах отражались вспышки огненных разрядов. Она пыталась дойти до дому. Но солнце, по которому москвичка ориентировалась, покрыли тучи, она сбилась с направления и стала кружить. Обессилев, Люба прислонилась к стволу. Косынка ее намокла и волосы под ней тоже. Огромная крона старой сосны давно не сдерживала потоки дождя. Грэй бросился к Любе и стал с радостным лаем прыгать вокруг. Она сначала не поняла, как здесь оказалась собака Михеевых, но подняв голову, увидела здоровенного мужика, бегущего к ней трусцой. Видно, выражение ее лица было красноречивей слов, потому что незнакомец еще издали крикнул:

– Люба, не бойся! Я брат Фони.

До села Глеб донес девушку на руках. Степанида и Фрол ждали их с накрытым столом и кипящим самоваром. Отец вернулся с пасеки с медом и, узнав, что на поиски Любы отправился сын, волнения не выказал:

– Глеб отыщет. Он следопыт повострее меня.

Отогревшись и разрумянившись от горячего чая, Люба со смущенным любопытством поглядывала на Глеба. Прокатившись на парне больше двух километров, она не знала теперь, как ей с ним себя вести. Сходство между братьями было, но Люба в первую очередь заметила различия. Ее Фоня был мягким и застенчивым, а от Глеба за версту чувствовался мужик. «Вот лесной разбойник, – подумала Люба. – Хорошо, что сразу представился, а то у меня душа в пятки ушла».

На другой день Глеб повел Любу к речке, которую она искала, но не нашла. Небольшая темная река извивалась между деревьями. Глеб хотел знать, как погиб брат. Люба рассказала. Глеба заинтересовали подробности. Он несколько раз переспрашивал.

У Любы за рассказом снова закапали слезы.

– Не плачь, Любаша. Его не воскресишь, – попытался успокоить девушку Глеб и подумал: «Напрасно я приклеил ей по фотографии ярлык щучки. Невеста Фони – девчонка с сердцем».

Люба вытерла глаза платочком и попыталась улыбнуться.

– Отвернись, – сказал Глеб и, раздевшись, полез в воду за раками. Копаясь в корнях под берегом, он неожиданно сказал: – А ваш Ерожин классный сыщик. Я бы с ним с удовольствием познакомился.

– Уверена, что Петр будет не против. Приедешь в Москву, я тебя ему представлю, – пообещала Люба. Она уже знала, что Глеб намерен посетить могилу брата.

Через полчаса в пакете, который оказался у Михеева в кармане, шуршали десятка два раков. По дороге к дому Люба захромала. Кроссовки, не до конца просохнув после грозы, натерли ей ногу. Глеб посмотрел на походку московской гостьи, молча поднял ее и посадил себе на плечи.

– Ой, зачем? Я сама, – запротестовала Люба.

– Так мы с тобой до завтра будем шкандыбать, – ответил Глеб, аккуратно обходя ветки, чтобы не поранить лицо девушки. Люба замолчала. Она уже второй раз использовала молодого хозяина в качестве средства передвижения. Глеб шел легко. Вес девушки не слишком его обременял. Любу немного смущало, что парень придерживает ее за ноги.