Я собираюсь превратить Эврё в Венецию, а из Лувье сделать Манчестер. Ты понимаешь, что, как только меня изберут, я буду довольствоваться скромным бюджетом в восемьсот миллионов! Ты также знаешь, что с моими деловыми способностями и ораторским даром я ненадолго задержусь в простых депутатах. Я буду участвовать во всех комиссиях, меня назначат членом Государственного совета, и, при первой же смене министерства, я ухвачу портфель министра. Ты согласен, что такому выдающемуся руководителю, как я, больше всего подходит портфель министра внутренних дел? Сам префект полиции, пребывающий на Иерусалимской улице, будет у меня на посылках. Так вот, дружище, послушай: мне сообщили, что господин Макс де Вилье, несмотря на свою общеизвестную дружбу с бедным принцем, которого мы имели несчастье потерять, замышляет что-то против правительства…

— Как! — прервал я друга. — Я замышляю что-то против правительства?

— Дай мне договорить! Я не утверждаю, что ты готовишь заговор, а полагаю, что меня лишь предупредили об этом. Стало быть, мой долг — доказать твою вину или оправдать тебя. Поэтому я приставил к тебе шпионов, чтобы мне докладывали о том, что ты делаешь каждый день, каждый час и каждую минуту. Не хочешь ли взглянуть на отчет о твоих делах и поступках, приложенный к твоему досье?

— Конечно, хочу.

— Вот он:

«Макс де Вилье выехал в Алансон 29 июля. В тот же день он посетил нотариуса по фамилии Деброс, хорошо известного своими радикальными взглядами».

Как видишь, первые показания не в твою пользу.

— Однако, мой дорогой Альфред, — попытался я возразить, — я ходил к господину Дебросу вовсе не для того, чтобы говорить о политике, я ходил к нему…

— Ах! Если ты скажешь, зачем туда ходил, я не смогу похвастаться, что разгадал причину твоего визита.

— В таком случае, продолжай.

— Слушай:

«Поскольку беседа происходила с глазу на глаз, мы не знаем, говорил ли вышеупомянутый Макс де Вилье о политике. Очевидно лишь, что в результате этой беседы была заключена сделка о покупке поместья Жювиньи. В тот же вечер г-н де Вилье отправился в Париж и привез оттуда сто двадцать тысяч франков».

Это так?

— Ну да, с чем я тебя и поздравляю, будущий господин министр внутренних дел.

Альфред снова уткнулся в отчет и продолжал:

— «Наняв экипаж в Алансоне, он поехал в поместье Жювиньи и прибыл туда около трех часов пополудни».

Ну как?

— Продолжай, дружище, ты уже достиг в моих глазах уровня господина Ленуара.

— Продолжаю:

«Он осмотрел имение и переночевал там, а затем вернулся в Эврё после шестидневной отлучки. В день своего возвращения он понес г-ну Бошару, ювелиру с Большой улицы, кольцо для оценки, но не продал украшение, а купил венецианскую цепочку и повесил вышеупомянутое кольцо на шею».

Я невольно покраснел, и Альфред это заметил.

— Я не спрашиваю тебя, правда это или нет, а продолжаю читать отчет:

«Господин де Вилье снова отправляется в Берне и останавливается в гостинице „Золотой лев“, а затем оформляет у метра Бланшара договор о покупке домика на Церковной улице за три тысячи франков. Поехав в Лизьё, он покупает там столярный инструмент и мебель».

Далее следует перечень столярного инструмента и мебели, которые ты приобрел… Хочешь проверить?

— Нет, незачем. Мне кажется, что ты уже вырос до уровня господина де Сартина.

— Погоди, слушай дальше:

«Вернувшись в Берне, он расставил в только что купленном доме мебель и разложил инструмент, затем заказал свадебный обед в гостинице „Золотой лев“, при условии что праздничный стол будет накрыт в доме на Церковной улице».

— Я должен признать, что ни одна мелочь не ускользнула от твоих проницательных помощников. Теперь остается выяснить, что я делал начиная с позавчерашнего дня.

— Ты приехал всего десять минут назад, любезный друг. Согласись, что прошло еще немного времени. Я жду последнего донесения.

В тот же миг дверь в кабинет Альфреда отворилась и секретарь вручил моему другу письмо большого формата.

— Право, — сказал Альфред, — тебя обслуживают по высшему разряду. Вот и он.

— Отчет обо мне?

— Отчет о тебе.

— Ты не позволишь мне распечатать письмо?

— А как же! Я сам собирался попросить тебя об этом.

Распечатав послание, я прочел:

«Донесение о г-не Максе де Вилье за 18, 19 и 20 августа.

18 августа.

Объект снова поехал в Берне и прибыл в гостиницу в четыре часа пополудни. В шесть часов он направился в церковь Нотр-Дам-де-ла-Кутюр и вышел оттуда лишь три четверти часа спустя, через десять минут после графини де Шамбле. Пробыв на кладбище до половины двенадцатого ночи, он вернулся в гостиницу „Золотой лев“ в полночь.

19 августа.

В девять часов утра к г-ну де Вилье зашел столяр Грасьен Бенуа, с которым он покинул гостиницу без четверти десять и направился в усадьбу Шамбле, где находилась невеста вышеупомянутого Грасьена. Объект отправился в мэрию в половине одиннадцатого, вошел в церковь без пяти одиннадцать; выходя оттуда, он вел под руку графиню де Шамбле…»

Когда я дошел до этого места, Альфред посмотрел на меня.

— Это правда, — сказал я, — что тут странного?

— Ничего, продолжай.

Я продолжал читать:

«Вечером г-н де Вилье открыл бал с новобрачной, а вторую кадриль танцевал с графиней де Шамбле, которую проводил до усадьбы вместе с пожилой женщиной по имени Жозефина Готъе. Расставшись с графиней в полночь, он вернулся в дом на Церковной улице, попрощался с молодыми супругами и отправился в гостиницу „Золотой лев“. На следующий день, 20 августа, то есть сегодня, в восемь часов утра объект выехал в Эврё, где прежде всего нанес визит господину префекту, в кабинете которого он сейчас и находится».

— Что ты на это скажешь?

— Я слышал много похвальных слов в адрес полиции господина Фуше, но, по-моему, ей далеко до твоих шпионов.

— Значит, ты подтвердишь, что я буду хорошим министром внутренних дел?

— Да, в том, что касается сыска. Но, скажи на милость, что это за шутка?

— Это вовсе не шутка. Когда мы встретились с тобой на бульваре Ботанического сада в Брюсселе, я пообещал тебе: «Через три месяца я буду префектом» — и три месяца спустя я им стал. Сегодня я говорю тебе в своем кабинете в Эврё: «Через три месяца я буду депутатом, а через год — министром. Это так же верно, как то, что я стал префектом в указанные мной сроки».

— И тебе больше нечего мне сказать? — спросил я, пристально глядя на Альфреда.

— Конечно, есть, — ответил он.