– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Матвей, впившись глазами в ее лицо.

Виола, еще не отойдя ото сна, отвернулась.

– Водички? – это уже брат говорил.

Она кивнула. И тут же перед лицом увидела бутылку «Аква минерале».

Попив, Виола откинулась на подушку и спросила:

– Который час?

– Время обеда, – ответил Роман. И поставил ей на колени поднос. На нем пакет с круассанами и питьевой йогурт. – Поешь.

– Не хочу, – поморщилась Виола. – Тошнит. – И Матвею: – Ты тут как оказался?

– Приехал навестить.

– Откуда узнал, что я тут?

– Тетка твоя сказала, я ей звонил.

– Зачем?

– Хватит расспросов, – прикрикнул на нее Рома. – Потом поговорите. Тебе поесть надо, чтоб не тошнило. Скажи ей, Матвей.

– Да, ты через не хочу хотя бы йогурта попей. – Он сунул ей в руку бутылочку.

Чтоб мужчины отстали, она сделала пару глотков. Чувствовала Виола себя препогано. Но у нее ничего не болело. Что радовало.

– Меня чем-то накололи? – спросила она у брата.

– Да, тебе две капельницы ставили.

– Вот почему ничего не болит, понятно. – Виола стала вставать, оба мужчины тут же бросились ей помогать. – Ребята, да я в порядке. Что вы со мной, как с инвалидом.

– А вдруг голова закружится?

Она дала взять себя под руки. После чего отстранилась.

– Все, я сама. Видите, не качаюсь. Крепко на ногах держусь. – И направилась к двери.

– Куда? – в один голос возопили «няньки».

– В уборную, – прорычала Виола.

Другая бы радовалась мужской заботе. А она чувствовала неловкость. Ей не хотелось показывать свою уязвимость. Этим она пошла в тетку. А вот сестра Оля в мать. Ту, хлебом не корми, дай из себя несчастную построить. Чуть что, скачок давления, обморок, сердечный приступ. Пока был жив отец, она была перманентно больна. То одним, то другим. А когда папа скончался и жалеть ее стало некому (дочери – не в счет, эти функции обязан был взять на себя мужчина), родительница выздоровела. Туалет был недалеко от палаты. И это хорошо, потому что как бы Виола ни хорохорилась, а идти было тяжело. Пришлось за стеночку взяться. Зайдя в уборную, она не прямиком в кабинку направилась, хотя туда попасть ей очень и очень хотелось, сначала к зеркалу подошла.

Как ни странно, выглядела Виола не так плохо, как думала. Да, бледная. Осунувшаяся. Синяки видны – на скуле один, с кровоподтеком, второй на челюсти. Но волосы не торчат, шрамы в глаза не бросаются, а нижняя губа, которую она прикусила во время падения, вспухла лишь чуточку.

Виола задрала больничную рубаху. Бедро синее. Ребра перетянуты эластичным бинтом. Они не сломаны, но в двух местах есть трещины.

В больницу ее привез Ромка. И спас ее тоже он. Когда Виола вернулась в палату, мужчины разговаривали:

– Представляешь, какая дурында, – бубнил Ромка сердито, – выперлась среди ночи на улицу хрен знает к кому. Дала себя выманить таким примитивным способом!

– Если что, я тут, – помахала рукой Виола.

– Рома прав, – вступил Матвей. – Ты поступила неумно и крайне беспечно. Твою подругу убили, а ты…

– Хватит уже! – воскликнула Виола. – Я слышала все это от майора Карели!

– Это еще кто такой?

– Полицейский, что работает над делом Олеси. Я ему позвонила, решив, что нападение на меня как-то связано с этим…

– Как-то связано, – передразнил Ромка. – Напрямую! – И уже Матвею: – А мужик тоже рисковый. Сляпал такую историю сомнительную, что я никогда бы не подумал, что мозговитая баба типа Виолы на нее купится.

– Я была чумная. Проспала полдня, встала с квадратной головой. Мозги работали плохо. А он был убедителен, понимаешь? Говорил уверенно и голос такой приятный.

– Ты его рассмотрела? – Виола покачала головой. – А ты? – спросил он у Ромки.

– Нет. Я видел только силуэт. Человек был в длинном плаще. На голове, кажется, шапочка. Не могу даже сказать, какого он роста и комплекции.

– Мне показался он очень крупным. Такая сила!

– Просто у страха глаза велики.

– Чем он тебя ткнул? – продолжил расспросы Матвей.

– Ножичком перочинным или чем-то вроде этого. Лезвие тонкое и не очень длинное. – Она не стала говорить, что ей кажется, это был скальпель. Красотулю убили им. Пронзили сердце и нанесли еще несколько ударов по другим органам. Мужчин, которые и так обеспокоены, лучше лишний раз не пугать.

Виола опустилась на кровать, пододвинула поднос. Она почувствовала голод и решила допить йогурт.

Дверь палаты распахнулась. Вошел врач. Суровый, но, судя по глазам, добрый дяденька предпенсионного возраста. Он быстро выгнал визитеров, уложил Виолу на кровать и стал осматривать.

До чего прекрасна была Леда в новом свадебном платье!

Его фасон приснился Роде в эту ночь, и, едва пробудившись, он взялся за материал (эскизов он никогда не делал, сразу кроил). Через пару часов сколотое изделие обтягивало безупречный стан Леды. Родион отошел на несколько метров, придирчиво окинул наряд взором. Все хорошо, за исключением проймы. Чуть подвисает, нужно подобрать. Потом нанести на основу штрихи – драпировки и вышивку.

– Если бы этот наряд я шил для тебя, – обратился к Леде Родя, – то дополнил бы его фатой, символизирующей твою чистоту. Но платье для показа. Поэтому головной убор будет другим. Думаю, я сооружу что-то вроде кокошника.

Он нарисовал его в своем воображении и решил, что в качестве украшения использует искусственный жемчуг. Тем более что вместо Красотули в качестве главной модели он будет использовать девушку по имени Перл (жемчужина). Естественно, в паспорте у нее значится другое, но всем она представляется так.

Перл!

И сегодня она должна явиться для примерки.

Когда Родя набросил на плечи Леды шифон цвета «пепел розы», чтобы решить, как пустить драпировку, входная дверь распахнулась. В прихожую ввалился дед. Так рано он редко заходил. А в компании девушки никогда.

– Здорово, внучек, – поприветствовал он Родю. – Принимай гостей!

– Заходите… Пожалуйста.

– Знакомься, Родя, это Елена.

– Очень приятно, – пролепетал Родион.

Неужели дед решил привести свою «угрозу» в исполнение и познакомить его с барышней?

– Она внучка моей хорошей знакомой, – продолжил дед. – Но главное не это. Лена начинающая модель. А тебе, как я помню, требуется девушка для демонстрации своих работ.

Родя лишь кивнул. Он еще не успел справиться с собой. Он очень остро реагировал на то, когда ему мешали работать и нарушали его личное пространство. А тут просто-таки вторжение в святая святых!