Виола пошевелила пальцами… Хорошо! Больно немного, но и в этом есть своеобразная приятность. Она направилась в ванную комнату, включила воду. Если подержать ноги хотя бы минуту в холодной воде, будет просто супер. Ледяное покалывание как нельзя лучше снимает усталость.

Но Виола выдержала только секунд двадцать. Вытерла ступни и пошлепала в комнату. Прилегла.

За окном было еще светло. Но день уже клонился к закату. Засиделись они с Вадимом…

Хмель ослаб, но еще не выветрился. И Виолу клонило в сон. Но бабушка твердила постоянно, что на закате даже дремать нельзя, иначе ночью хоть всех овец пересчитай, а глаз не сомкнешь. Поэтому Виола не стала принимать горизонтальное положение. Села на кровати, подсунув под спину подушку, и включила телевизор. Выбрала передачу о путешествиях. Передача была очень интересная…

Вот только глаза закрывались сами собой.

Виола на несколько секунд смежила веки и…

Когда разлепила их, было уже темно.

Мысленно застонав, она переключила канал на тот, где показывали время.

– Ничего себе! – ахнула она. – Одиннадцать!

После сна она чувствовала себя хуже. Голова начала болеть и подташнивало. Виола сползла с кровати и поплелась на кухню ставить чайник. Когда вода закипела, сделала себе бодрящий напиток: столовая ложка крупнолистового черного чая, несколько лепестков гибискуса и капля абсента. По сравнению с ним все «Редбулы» и «Адреналины» меркли. Виола сама изобрела этот рецепт в те времена, когда часами просиживала за компьютером в надежде заработать. Для поддержания бодрости пила то чай, то кофе, то энергетики, то алкоголь, если таковой имелся в доме. А как-то смешала все, что нашла, и продержалась на получившемся миксе до утра.

Пока напиток настаивался, приняла контрастный душ. Вышла из ванной и пожалела о том, что не держит дома пива. Сейчас бы кружечку холодненького нефильтрованного…

Эхххх.

Она выпила «чаю». Посмотрела какое-то дурацкое реалити. Там молодые люди искали свою любовь, но находили почему-то одни неприятности и скандалы. Когда шоу закончилось, время приближалось к полуночи. Виола хотела залечь в кровать с книжкой и проглотить за ночь ее всю, благо не очень большой объем, как запиликал домофон.

Двоюродный брат явился? Уже?

Виола прошла в прихожую, сняла трубку:

– Ромка, ты?

– Виола? – Голос был незнакомым.

– Да, это я.

– Здравствуйте. Вы меня не знаете. Как и я вас. Разве что заочно. Но мы друг другу не были представлены, хотя виделись на похоронах Олеси Красотули. Я хотел бы с вами поговорить.

– Откуда вы узнали мой адрес?

– Один из оперов, ведущих дело, дал. Не буду фамилии называть. Вы его за это не судите. Я очень просил.

– Зачем?

– У меня есть для вас послание от Красотули. Словесное. Нашел его сегодня в своей почте. Хочу передать, а потом вы сами решите, надо делиться этим с полицией или нет. Я не стал. Вы уж сами…

– Хорошо, заходите! – Она нажала кнопку, открывающую замок на подъездной двери.

– Нет, я не буду заходить, уж извините. Лучше вы спуститесь. Поговорим в моей машине. – Он назвал марку, цвет и номер. – Она припаркована между вашим домом и кирпичной тринадцатиэтажкой. Я буду ждать вас в салоне авто.

– Хорошо, буду через пять минут.

Она повесила трубку и стала собираться.

Кто это?

Очень приятный спокойный голос. Молодой вроде бы.

Виола натянула джинсы, футболку. Сверху напялила вязаную длинную кофту с капюшоном. Вообще это был не ее стиль. Она одевалась стильно и женственно. Предпочитала классику. Но у каждой леди есть хотя бы один комплект простой удобной одежды. И пара кроссовок. Именно их Виола натянула на все еще ноющие ноги. Затем покинула квартиру.

В подъезде стояла тишина. Завтра рабочий день, и все уже легли. Виола спустилась на лифте, ткнула по кнопке домофона, вышла на улицу.

Прохладно. Хорошо, что надела кофту. У подъезда тоже никого. Виола жила в спокойном дворе. Даже проживающая через подъезд алкоголичка Ниночка решала свои конфликты с полюбовниками интеллигентно – без криков и драк.

Виола обогнула дом и стала высматривать автомобиль с номером «364».

Вдруг…

Из темноты вынырнул кто-то. Схватил. С нечеловеческой силой и быстротой. Виола не успела ничего предпринять, чтобы защититься. И вот она уже лежит на асфальте, ее тело придавлено коленом. Одна рука нападавшего на ее лице, и она ничего не видит. Надо укусить, думает Виола, но ощущает острую боль. В ее тело что-то вонзили.

Она пытается кричать, но получает коленом по ребрам.

Мне конец, обреченно думает Виола. И корит себя за беспечность. Как могла она выйти среди ночи из дома непонятно к кому?

И тут слышит топот, кто-то бежит. Даже, скорее, не слышит, а чувствует телом. Асфальт дрожит? Разве такое возможно?

Раздается крик. Виоле кажется, что она узнает голос, хотя не разбирает слов.

Ромка, брат!

Она с облегчением понимает, что ее больше никто не удерживает – нападающий убежал, – и теряет сознание.

Кир жил в крохотной квартирке, но не мечтал ни о какой другой. Ему нравилась его клетушка. Эдакий шестнадцатиметровый рай.

Когда-то в его квартире располагалось техническое помещение. Полуподвальное. С окном таким узким и низким, что воспринимать коморку как квартиру не мог даже начальник ЖЭКа. Иначе давно бы подсуетился и оформил его на себя. В итоге в начале двухтысячных помещение выставили на аукцион, и его выиграла мама Кира. Тогда она занималась бизнесом, имела средства, вот и приобрела недвижимость. Хотела открыть здесь что-нибудь. Типа пункта приема металла или ремонтной мастерской. Но вскоре у самой дела разладились, и она стала сдавать комнатку частным предпринимателям. Вот только помещение оказалось «проклятым». Кто бы его ни арендовал, все прогорали. В итоге сюда переехал Кир, когда выразил желание жить отдельно.

Старшему брату досталась квартира. Ему – клетушка. Но Кир не роптал.

Он обжил гнездышко довольно быстро. Сделал ремонт своими руками, обставил. Душа в нем не было, зато имелся туалет. И кухня – закуток с плиткой и холодильником. В комнате – кровать, стол и шкаф. Что еще нужно? А из окна открывался изумительный вид – весной на молодую траву, летом на клевер и шикарные лопухи, осенью на опавшую листву росших во дворе кленов, зимой на снег.

Мать и брат если и приходили в гости к Киру, то задерживались ненадолго. Им было неуютно в раю Кира. Мать жаловалась на сквозняки, брата начинали мучить приступы клаустрофобии, и оба твердили о том, что надо поменять эту халупу с доплатой на что-то более приличное. Но помощи не предлагали. Хотя Кир и не принял бы ее. Матери спасибо за каморку, а брат и сам гол как сокол. Хотя видимость создавать мастер. Но что с него, красавца писаного, взять? Мать, как говаривали многие, всю жизнь ему в попу дула, девки табунами бегали и бегают, привык себя исключительным считать.