– Да ты их уже давно пропила: и гордость, ичувство собственного достоинства, – процедила я сквозь зубы и, поднявшисьсо ступеньки, взяла свою дорожную сумку, собираясь пройти в дом.

– Не смей так с матерью разговаривать! Лучшеиди, помирись со своим старым козлом. Зачем ты с ним поссорилась, у тебя же всеравно никакой гордости никогда не было? Ты даже не знаешь, что это такое.

– Мать, ты что, не понимаешь, что я со своимстарым козлом не поссорилась, а рассталась?!

– Как так?

– Вот так. Он в Штаты уехал насовсем.

– И что, квартиры тебя лишил?

– Представь себе, лишил. Содержанки по своейволе не уходят и с материальными благами по собственному желанию нерасстаются, – устало произнесла я и зашла в дом.

Встретившись с собирающейся в школу Тоней, ясразу поймала на себе ее удивленный взгляд и села на первый попавшийся стул.

– Оля, ты за нами пришла? – обрадоваласьТонька и бросилась ко мне обниматься.

– За вами? – слегка отстранила я ее.

– Ты же говорила, что снимешь нам квартиру ипереведешь нас с Дашкой в новую школу. Ты приехала нас забрать?

– Я приехала к вам жить.

– А как же новая квартира и школа?

– Не получилось.

– Ее козел старый бросил и рванул вШтаты, – злобно объяснила сестре мать. – Нет у нее больше денег.

– А как же мы теперь все будем? – Сестразадала мне тот же вопрос, который перед этим задавала мать.

– Не обязательно вдаваться вподробности, – сделала я замечание матери и налила себе чаю.

– А где же твоя норковая шуба? – неунималась расстроенная сестра. – Где машина? Дорогие вещи?

– Ничего нет, – холодно ответила я.

– Все отобрал?

– А я сама все ему оставила, забрала с собойтолько свою гордость, – истерично засмеялась я и посмотрела на мать.

Затем не выдержала и, положив голову накухонный стол, заплакала навзрыд. Тоня села рядом со мной и попыталась меняуспокоить, гладя меня по голове, как маленькую девочку.

– Оля, не плачь. Ты красивая. Другого себенайдешь. Более щедрого и богатого, а может быть, даже и молодого.

– Не хочу больше никого искать! Это такунизительно! – не переставая плакать, я зажала уши ладонями, потому что вних опять зазвенело, и я ощутила такую боль, словно побывала недавно подартиллерийской канонадой. – Он обращался со мной, как с вещью. Могнакричать, ударить по лицу. А в последний момент просто испугался своей жены иотобрал машину.

– Вот сволочь, – процедила сквозь зубыТоня. – Все они козлы. Я сейчас чуть подрасту и буду с них только деньгирубить. Я за тебя отомщу.

От последних Тонькиных слов по моей спинепробежал холодок, и я поняла, что я заговорила на недетские темы при ребенке.Моментально успокоившись, я вытерла слезы и ударила кулаком по столу.

– Ты что несешь? Рано тебе еще о таких вещахдумать. Мала еще.

– А когда о них думать? – хитро прищурилаглаза Тоня. – Богатые старые пердуны любят молоденьких. Так что нужноуметь пользоваться своей молодостью и выгодно ее продавать.

– Тебя кто такому научил? – опешила я.

– Дашка.

– А где она?

– Не знаю, – пожала плечами Тоня. –Она школу часто стала пропускать и дома почти не ночует.

– Как только она вернется, я сразу проведу сней воспитательную работу. Это ж надо, младшую сестру такому учить.

Как только Тоня ушла в школу, я пошла вспальню и легла на кровать. Мать поплелась следом за мной и осторожно приселана краешек постели.

– Тут недалеко от нас палатка овощная стоит.Там висит объявление, что продавец требуется. Может, устроишься? Пусть зарплатанебольшая, но при желании всегда заработать можно. Говорят, на обвесепокупателей неплохо зарабатывают.

– Я сейчас хочу выспаться, а затем буду думатьо работе.

– Тоня мне говорила, что ты на Лазурный Береглетала?

– Летала. Только мне сейчас самой в это неверится. Кажется, все приснилось.

– Жаль, что у тебя так с твоим дедомполучилось. Хоть мир немного посмотрела, и то хорошо.

– Ты же его всегда ненавидела, а теперьговоришь – жаль.

– Сначала ненавидела, затем смирилась, а послеи уважать стала, ведь мы только на его деньги и жили.

– Не переживай. С голоду не помрем: руки, ногии голова есть. Заработаю!

– Тяжело тебе, наверно, после той жизниобратно в эту возвращаться?

– А ты как думаешь?

– Я знаю, что тяжело. Доченька, а может, мыэто дело отметим?

– Какое дело?

– Твое возвращение.

– Мама, я спать хочу.

– Ты спи, а я пока за чекушкой сбегаю, –возбужденно вскочила с кровати мать.

– За какой еще чекушкой?

– За бутылкой.

– Никаких бутылок! У меня денег немного есть.Я тебя закодирую.

– Еще чего не хватало! – оскорбиласьмать. – Кодируют, знаешь, кого?

– Кого?

– Пьяниц.

– А ты кто?

– Я иногда выпиваю, но я не пьяница.

– Алкоголик никогда не признается в том, чтоон алкоголик.

– Так, может, дашь на бутылочку? За твоевозвращение.

– Нет, – замотала я головой и опятьсхватилась за уши.

– У тебя что, уши, что ли, болят? –заметила мать. – Застудила...

– В них очень сильно звенит. Мам, дай поспать.Пить ты больше не будешь, это я тебе обещаю. Если Дашка явится, никуда из домаее не выпускай. Сразу меня буди. У меня к ней очень серьезный разговор.

– Спокойной ночи, – расстроенным голосомпроизнесла мать, затем тут же добавила: – Вернее, спокойного утра. Я покачто-нибудь поесть приготовлю. На продукты денег дашь?

– Я продукты сама куплю.

– Ты боишься, что я чекушку себе куплю?

– Боюсь, – честно призналась я маме.

– Что ж, ко мне дочь блудная вернулась, а я заее возвращение и рюмки выпить не могу?

– Чаю выпей.

– Жестокая ты.