— Ты за него замуж собираешься? Я знаю! А я не хочу! Яостанусь тут, с бабушкой, а с ним даже знаться не желаю!

— Ники, маленький мой, ты же его совсем не знаешь…

— Знаю! Видел! Он плохой! Он все время дерется,убивает… Я не хочу!

— Ник, ты же умный парень, что ты дурака валяешь? Онведь актер, я вот тоже дралась в фильме, и даже убила одного гада, и что?

— Мама, я уже все сказал!

Так, весь в бабку!

— Ну что ж… Но я же люблю его! Он самый лучший!

— Пусть, но я не хочу!

— И тебе наплевать, что я буду несчастной без него?

— А тебе наплевать, что я буду несчастным с ним?

— Но ты же его не знаешь… — совершенно растеряласьВаря. Она не могла ожидать подобной реакции.

— И не надо!

— И в Москву поехать не хочешь?

— Нечего мне делать в этой Москве! А если ты уедешь, ятебя тоже любить не буду! Вот! — уже в совершенной истерике выкрикнулНикита.

— Так, садись в машину, дома поговорим!

Едва она въехала во двор, Никита пулей вылетел из машины ипомчался в дом.

— Что это с ним? — встретила Варю АннаНикитична. — А у тебя что с лицом? Поругались?

— Ох, мама, он весь в тебя!

— Да что такое, объясни толком!

Варя рассказала матери все.

— Мамочка, что мне делать?

— Тебе? Ты по‑прежнему хочешь быть актрисой?

— Господи, да я всю жизнь об этом мечтала!

— И Стаса своего любишь?

— Жить без него не могу!

— Значит, поезжай, а с Никитой я разберусь, несомневайся! Это просто детская ревность! Я уж сумею с этим справиться.

— Но как?

— А я постепенно буду объяснять ему, что он не имеетправа решать судьбу матери… И он поймет, не враз, но поймет. А ты пока не приезжайи Стаса не привози. Я внушу Нику, что он тебя обидел, вот ты и не приезжаешь…

— Мама, это жестоко, он же маленький еще.

— Знаешь, мальчиков надо воспитывать жестко, особенноесли в доме нет мужчины. И недопустимо, чтобы мальчик, даже маленький, обижалдевочек, даже больших! Я не хочу чтобы мой внук вырос эгоистом и негодяем! А тыезжай! Выходи за Стаса, только не надо венчаться!

— Мы и не собирались!

— Короче, пока я жива, живи своей жизнью и поверь мне,очень скоро Никитка одумается. Он же тебя безумно любит… И я вовсе не хочу,чтобы он стал таким же непримиримым, как его бабка…

Варя безмерно удивилась. Мама жалеет о своей непримиримости?Невероятно!

К ужину Никита явился надутый.

Интересно, почему же он совершенно не ревновал меня кЭммериху? А Стаса невзлюбил, даже ни разу не видев его? Он своим детскимсердчишком чувствует, что Стаса я действительно люблю? А в Эмми он соперника нечуял? Чудеса, да и только!

Никита молча съел все, что бабушка ему положила, вежливопоблагодарил и убежал к себе, не сказав ни слова.

— Мамочка, ну что мне делать? — со слезами наглазах прошептала Варя.

— Ни в коем случае не допускай даже мысли о том, что тыдолжна всем пожертвовать ради сына! Это самая большая глупость, какую можетсделать женщина в твоей ситуации. Если бы надо было жертвовать собой радиспасения жизни и здоровья ребенка, тут даже вопроса быть не может! Но радикаприза — ни в коем случае. Никита мальчик вполне нормальный, здоровенькийдушевно и физически, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Пойми, он же вырастет,уйдет из дома, а ты останешься с разбитой жизнью и разбитым сердцем, как нипошло это звучит.

— Мамочка, какая ты умная! Как хорошо иметь такуюмудрую маму! — Варя обняла мать, поцеловала раз, другой, третий…

— Ну‑ну, все хорошо, Варюшка…

— Мам, я попробую пойти к нему, поцеловать на ночь,уложить…

— Укладывать его не нужно, он уже большой, а поцеловатьна ночь — это всегда хорошо. И, кстати, объясни ему, что, помимо всего прочего,тебе нужно зарабатывать деньги. Это он поймет. И не заводи с ним разговоры проСтаса.

— Не факт, что он вообще будет со мной разговаривать.

Варя как в воду глядела. Войдя в детскую, она увидела, чтоНикита лежит в постели, отвернувшись к стене, и делает вид, что спит крепкимсном, хотя она понимала — он притворяется. Ну и пусть, даже с некоторымоблегчением подумала она, подошла и поцеловала его в затылок.

— Ну спи, ревнивый дурачок, — прошептала она.

— Притворяется спящим? — усмехнулась АннаНикитична, когда Варя спустилась в кухню.

— Конечно!

— Ладно, все образуется, помнишь, кто так говорил? Варярассмеялась.

— Чего ты смеешься? Не помнишь?

— Помню, конечно. Лакей Стивы Облонского, да? А смеюсья потому, что наш оператор Борис Аркадьевич обожает так же экзаменоватьартистов. А я ни разу не опозорилась, и он меня за это нежно полюбил!

Когда Варя уже легла, позвонил Стас.

— Варежка, я дико соскучился!

— И я. Дико!

— Ты прилетаешь в пятницу, да? Не дали тебе побыть ссыном? Может, возьмешь его с собой, у него же каникулы?

— Не получится, я тебе потом объясню! Стас, скажи,почему они все к тебе сперва обращаются? И Димка, и Нина?

Он рассмеялся.

— Уважают! Считают меня эдаким домостроевцем. Но это женеплохо! Или тебе обидно?

— Нет, даже приятно. Но немножко странно…

— Ерунда, привыкнешь! Вот что, Варежка, на эту тусовку,будь она неладна, нужно какое‑то зашибенное платье!

— Какое? — не поняла Варя.

— Зашибенное! Чтобы все, кто тебя увидит, говорили —зашибись! Ты там подумай, может, что‑то найдешь!

— Вообще‑то странно, что ты мне его еще не купил,как ту шляпку.

— Не успел просто! Варежка, я тебя встречу, у меня тамперемены в расписании.

— Правда? Какое счастье!

— Неужели послезавтра я тебя обниму? Я уже сталварькоманом и сейчас у меня ломка.

— Господи, как я тебя люблю!

В самолете Варя сидела у окна. Рядом уселись две русскиедевушки. Красивые, прекрасно одетые. Одна из них перед тем, как выключитьмобильник, кому‑то позвонила.

— Петушок, я уже в самолете! Скоро увидимся, да? Я непросто довольна, я счастлива!

По‑видимому, Петушок что‑то хорошее говорил ей,потому что она все шире улыбалась. Потом пролепетала что‑тонеразборчивое, чмокнула невидимого Петушка и отключила телефон.