– Садитесь за любой комп. Имейте в виду: курить и жрать здесь нельзя.

Я устроилась на ободранном жестком стуле, вцепилась в мышку и вбила в поисковик «Феликс Жанович Маневин».

Экран сменил картинку, и я чуть не захлопала в ладоши. Из Интернета, увы, в реальный мир выливается слишком много ненависти, но как информационному источнику ему нет равных.

Маневин не соврал насчет ученого звания, список его трудов выглядел впечатляюще, книги профессора переводили на многие языки, а сам он в разные годы читал лекции в Сорбонне, Кембридже, Оксфорде. Свободное владение немецким, французским, английским, участие во множестве научных конференций, выступления с докладами, плюс несколько десятков аспирантов, удачно защитивших кандидатские диссертации. С супругой, балериной Анастасией Кругловой, разведен давно, детей не имеет и сейчас холост. О родителях в Сети не нашлось ни слова. Вот только никакими анализами Феликс Жанович не занимается, он антрополог, изучает происхождение и эволюцию человека, образование рас, вариации физического строения тела.

А «Лаборатория» – название частного музея, который Маневин и несколько его приятелей-ученых создали на свои деньги. В залах представлены интересные археологические находки, касающиеся происхождения и развития человека, там можно узнать, что вообще такое антропология, стать членом научного кружка, послушать лекции – есть курс как для детей, так и для взрослых, а кроме того, работает самодеятельный театр, и недавно в нем поставили пьесу «Один день египетского мальчика» по книге Милиции Матье. Кстати, я хорошо помню, как я, классе этак в третьем-четвертом, взяла в школьной библиотеке это произведение и зачитала его до дыр. «Лаборатория» весьма популярна, экскурсии расписаны на несколько месяцев вперед, а на семинары по антропологии, которые в местном лектории будет проводить в октябре Маневин, абонементов уже нет.

Я покинула интернет-салон со смешанными чувствами.

С одной стороны, отрадно, что Феликс Жанович не лгун, он на самом деле доктор наук. И к тому же скромный человек – не стал совать мне визитку, где перечислены все его регалии и должности. С другой – непонятно, почему антрополог не сказал мне: «Уважаемая, вы ошиблись. «Лаборатория» – музей, здесь не делают анализов. Обратитесь по другому адресу».

Нет, профессор взял у меня пузырек, обещал провести исследование и сдержал слово, я очень быстро получила бланк с результатами. Маневин отвез куда-то настойку дурмана? Обратился к приятелям или просто сходил в обычную лабораторию?

Я села в машину и прижала ладони к горевшим щекам. Даша, ты выказала себя феерической дурой! Сначала приперлась в музей с просьбой сделать анализ, потом в кафе вошла в шкаф, перепутав его с холлом, испугалась горжетки и чуть не унесла ее с собой, затем выскочила во двор в тапках, забыв у Вадима туфли, и до кучи призналась в любви к музыке в стиле рэп! Как только мне в голову пришел текст – «Не хочу лежать в гробу, как чудак, получается, я жил не так»? Я не увлекаюсь жанром речитатива, никогда его не слушаю! Короче, сплошное «йо-йо-йо». Но главный вопрос дня звучит так: почему Феликс Жанович, энциклопедически образованный человек, не отвернулся от инфернальной дуры, а наоборот, пытается сойтись с ней поближе? Что в самом деле происходит?

Я вытянула шею и посмотрела в зеркальце, прикрепленное к лобовому стеклу. Здравствуй, красавица! Темные волосы следует постричь, а широким бровям и правда неплохо бы придать форму, карие глаза слишком глубоко посажены и чересчур близко сведены к отнюдь не аристократическому носу, лицо имеет треугольную форму и непропорционально: лоб слишком велик. Зато рот у меня – просто загляденье! Крупный, и губы щедро намазаны бордовой помадой. Думаю, первое, на что обращает внимание человек, впервые меня увидевший, – это именно губы. Причем даже сейчас, в эпоху геля-силикона и прочих наполнителей, никому в голову не придет, что я закачала в них какой-нибудь «рестилайн». Почему? Да потому что идиоток, желающих видеть на мордочке размером с кулак клюв утенка Дональда Дака, на свете нет. Некоторые звезды, уродующие себя инъекциями красоты, просто дети по сравнению со мной. Нет, такой ротик, как у меня, достается от родителей… А одеваться мне, очевидно, надо иначе – забыть про мешковатые платья-балахоны, безразмерные свитера и широкие брюки. Немодная одежда старит.

Я наконец оторвалась от увлекательного занятия – самосозерцания. Есть два варианта ответа на вопрос, почему занятой, умный, прекрасно обеспеченный профессор усиленно пытается подружиться с явно не богатой, ничем (кроме разве что бровей и рта) не выделяющейся из толпы женщиной, к тому же ведущей себя странно, если не сказать – откровенно глупо. Первый: Маневин увидел госпожу Васильеву в холле «Лаборатории», восхитился ее неземной красотой и влюбился, как Ромео в Джульетту. Второй: есть некая пока неизвестная мне причина, по которой Феликс Жанович должен или обязан наладить со мной близкие отношения.

Я опять взглянула в зеркало. Первый вариант точно отпадает. Остается второй. И что надо от меня милейшему профессору? Кто заставляет его проявлять интерес к госпоже Васильевой?

Так и не найдя ответа на вопрос, я вошла в свой подъезд и поднялась в квартиру.

Сеня сидел на кухне и пытался разгадать кроссворд.

– Столица Ганы? – спросил он, едва завидев меня.

– Понятия не имею, – пожала я плечами.

– А где находится эта Гана? – вздохнул Семен. – Наверное, возле Индии.

– По-моему, в Африке, – предположила я.

– Нет, – возразил жилец, – там Египет и Израиль. Еще этот, как его… Мадагаскар.

– Галина дома? – спросила я.

– Мама приболела, – протянул Семен, – легла в комнате, на диване, занавески задернула.

Я выронила пинцет, при помощи которого собралась кормить лягушку.

– Что с ней?

– Голова болит, – ответил Семен, – кружится, и тошнит ее. Но ты не беспокойся, в туалете я все вымыл. А когда спать соберешься, маманя с софы сползет. Она…

Я, недослушав Сеню, бросилась в комнату и принялась трясти Галю.

– Вам очень плохо? Сейчас вызову «Скорую».

– Н-не надо, – с трудом выдавила тетка, – н-не… н-не…

В нос ударил крепкий запах алкоголя, а Галина, со смаком рыгнув, громко захрапела. Я вернулась на кухню и сердито сказала Сене:

– Да она же пьяная! Состояние твоей матери никакого отношения к недугам не имеет!

– Выпей литруху, и поймешь, как тебе клево, – хмыкнул Сеня. – Здоровой сейчас мамуську нельзя назвать. Сорвалась она. Целых три месяца даже пробку не нюхала, а тут с рельсов сошла. Сплошные у нас нервы из-за Надьки, вот маманя стресс и снимала. Ничего, через пару дней оклемается.

– Я думала, вы сегодня уедете, – отбросив церемонии, сказала я. – Предоставила вам крышу на ночь, а уже вторые сутки заканчиваются. Когда вы намерены покинуть мою квартиру?

Сеня оторвал взгляд от кроссворда.

– Мне маманю не унести, она хоть и мелкая, но тяжелая. Погоди, пока она оправится.