Снаружи крутились снежные вихри. Теон, держась за стену, пришел к Крепостным воротам. Часовых он принял бы за пару снеговиков, если б не пар от дыхания.

– Хочу по стене пройтись, – сказал он, сам дыша паром.

– Там наверху холодрыга зверская, – предупредил один.

– Внизу тоже, – сказал другой. – Хочешь погулять – вали, Переметчивый, воля твоя.

Подняться по заснеженным ступенькам было не просто. Наверху Теон быстро отыскал место, откуда сбросили вольного всадника. Сбив свежий снег, он высунулся в промежуток между зубцами. Спрыгнуть, что ли? Всадник-то выжил. Вопрос в том, что будет с ним дальше. Сломанная нога и мучительная смерть? Милосердная смерть на холоде?

Он, видно, спятил. Рамси со своими девочками выследит его очень быстро. Если боги смилуются, Рыжая Джейна, Джез и Гелисента порвут его на куски, если нет, он будет взят живым.

– Вспомни свое имя, – прошептал он.

Утром на замковом кладбище был найден пожилой оруженосец сира Эйениса Фрея – мертвый, голый, с заиндевелым лицом. Сир Эйенис решил, что тот напился и заплутал, но никто не мог объяснить, с чего ему вздумалось раздеваться. Еще один пьяница… каких только подозрений не топит в себе вино.

В тот же день в конюшне обнаружился арбалетчик Флинтов с проломленным черепом. «Лошадь его лягнула», – сказал лорд Рамси. Больше похоже на дубинку, подумал Теон.

Все это казалось ему знакомым, как не раз виденное представление, только лицедеи сменились. Русе Болтон играл теперь роль Теона, а недавние мертвецы – роли Аггара, Гинира Красноносого и Гелмарра Угрюмого. Участвовал в представлении и Вонючка, тоже другой – с окровавленными руками и сладкой ложью на устах. Вонючка, хитрая штучка.

Лорды в Великом Чертоге ссорились на глазах у своих людей.

– Долго ли нам дожидаться этого короля, который никогда не придет? – вопрошал сир Хостин. – Надо самим завязать сражение и покончить с ним наконец.

– Выйти из замка?! – Тон однорукого Харвуда Стаута давал понять, что он скорее даст отрубить себе уцелевшую руку. – В такую-то непогоду?

– Его еще найти надо, Станниса, – указал Русе Рисвелл. – Из тех разведчиков, что уходили последнее время через Охотничьи ворота, никто пока не вернулся.

– Белая Гавань хоть сейчас пойдет с вами, сир Хостин, – похлопал себя по животу Виман Мандерли. – Ведите.

– Чтоб сподручнее было проткнуть мне спину копьем, – отозвался Фрей. – Где мои родичи, Мандерли? Где ваши гости, доставившие вам сына?

– Кости сына, вы хотите сказать. – Мандерли подцепил кинжалом ломоть окорока. – Я их всех помню наперечет. Сутулый краснобай Рейегар. Храбрый сир Джаред, чуть что обнажающий меч. Подкупающий чужих слуг Саймонд. Они привезли домой кости Вендела, а Вилиса мне живым и здоровым вернул, как и обещал, Тайвин Ланнистер. Лорд Тайвин, да упокоят Семеро его душу, был человеком слова. – Он шумно прожевал мясо. – В пути опасностей много, сир. После отъезда из Белой Гавани я вручил вашим братьям дары, и мы простились, чтобы свидеться вновь на свадьбе. Тому есть немало свидетелей.

– Кто же они? Ваши люди? – съязвил Эйенис.

– Что ты хочешь этим сказать, Фрей? – Лорд Виман вытер рот рукавом. – Не по вкусу мне намеки, которыми ты нас угощаешь.

– Выходи во двор, мешок с салом – там я тебя угощу на славу.

Лорд Виман только посмеялся в ответ, но около дюжины его рыцарей тут же вскочили на ноги – Роджер Рисвелл и Барбри Дастин с трудом успокоили их. Русе Болтон все это время молчал, но Теон углядел в его белесых глазах то, чего никогда не замечал прежде, – тревогу, а то и страх.

Ночью новая конюшня рухнула под тяжестью снега. Погибли два конюха и двадцать шесть лошадей – трупы откапывали из-под обломков почти все утро. Лорд Болтон вышел, поглядел и приказал поставить уцелевших животных и лошадей со двора прямо в чертоге. Когда убитых коней разделали на мясо, отыскалось еще одно тело.

Эту смерть уже нельзя было приписать ни падению с высоты, ни норовистой лошади. Золотушный коротышка, один из любимчиков Рамси, носил прозвище Желтый Дик. Был ли его член, то есть дик, в самом деле желтым, судить было трудно: его отрезали и затолкали мертвецу в рот с такой силой, что сломали три зуба. Повара нашли покойника у кухни по шею в снегу, когда он и его мужской признак уже посинели от холода.

– Сожгите его, – приказал Русе Болтон, – и чтоб не болтать об этом.

К полудню, однако, об этом услышал весь Винтерфелл – порой из уст самого Рамси Болтона.

– Как поймаю виновника, – сулил лорд Рамси, – сдеру с него шкуру, зажарю ее до хруста и заставлю сожрать. – За имя убийцы, по слухам, обещали награду – один золотой дракон.

К вечеру Великий Чертог наполнился смрадом. Лошадиное, собачье, а то и человечье дерьмо перемешивалось на полу с тающим снегом. Помимо него, здесь разило псиной и промокшими попонами. Утешением служила только еда. Повара отваливали всем по куску кровавой, подрумяненной сверху конины с жареным луком и репой; простые солдаты в кои-то веки поели не хуже лордов и рыцарей.

Для прореженных зубов Теона конина оказалась чересчур жесткой. Он налегал на лук с репкой, которые ел с ножа, а мелкие кусочки мяса обсасывал и выплевывал, наслаждаясь вкусом крови и жира. Брошенную им кость уволокла Серая Джейна, преследуемая Сарой и Ивой.

Абель по приказу лорда Болтона спел «Железные копья» и «Зимнюю деву», а по просьбе леди Дастин, желавшей чего-то повеселее, исполнил «Снял король корону, королева башмачок». Фреи подхватили «Медведя и прекрасную деву» – даже несколько северян молотили по столам кулаками, выкрикивая: «Медведь! Медведь!» Впрочем, певцам вскоре пришлось замолчать, чтобы не пугать лошадей.

Бастардовы ребята сбились в кучку под дымным факелом. Лютон и Свежевальщик метали кости, Молчун держал на коленях женщину и тискал ей грудь, Дамон-Плясун насаливал кнут.

– Вонючка! – крикнул он, хлопнув кнутом по ляжке, будто собаку звал. – Ты никак опять завонял?

– Да, – сказал Теон, не найдя другого ответа.

– Когда все это кончится, лорд Рамси тебе губы отрежет, – известил Дамон.

Губы, побывавшие между ног его леди-жены. Это, конечно, не останется безнаказанным.

– Его воля.

– Да он не против, – заржал Лютон.

– Уйди, Вонючка, – сказал Свежевальщик, – блевать из-за тебя тянет.

Теон повиновался мгновенно, зная, что из теплого чертога от еды, выпивки и женщин мучители за ним не увяжутся. Когда он уходил, Абель пел «Девушки, что расцвели по весне».

Снаружи видно было не больше, чем на три фута вперед. Теон был здесь совсем один, снежинки касались щек мокрыми поцелуями. Из чертога слышалась новая песня, грустная и красивая. Мир и покой.

Человек, шедший навстречу, встретился с ним взглядом, взялся за кинжал и промолвил: