– Что «я»?

– Ты сейчас где?

– У общежития. А что?

– А почему ты так запыхалась?

– Снег убираю, устала… Снег тяжелый, мокрый…

– Ну-ну! Ты слышала, что произошло с магазином твоего Аникеева-Дьяченко?

– Нет. А что?

Плохо она притворяется! Артистка из нее никудышная. Вот Алина умеет притворяться так, что и не раскусишь, и голос ее никогда не выдавал. Талант! А Сима фальшивила.

– Да так… Ничего особенного. Потом расскажу.

Я отключилась. Снег она убирает, как же! А голос такой, словно она стометровку бежала на скорость. Нет, Серафима, меня ты не проведешь! Так вот почему ты замялась, когда я тебя спросила про новое жилье… Никакую квартиру она снимать и не собиралась, похоже, эти деньги потратила совсем на другое… Хоть бы только адвоката действительно наняла!

* * *

В вестибюле больницы было многолюдно. Все суетились, сновали в разные стороны с таким озабоченным видом, словно пришли сюда по важным государственным делам, а не из-за своих болячек. Я подошла к гардеробу. Над одной из секций висела табличка: «Вешалка для врачей». Значит, мне к другой стойке. Здесь меня «не повесят».

Потом я выстояла очередь в регистратуру. Оказавшись у окошка, я обратилась к девушке в белом халате:

– Мне нужно сдать анализ крови.

– Вы по направлению?

– Нет, я сама по себе.

– Тогда будете сдавать платно. Оплатите за анализы в кассу – окошко направо, потом подойдете ко мне без очереди, с чеком.

И почему регистраторы такие неграмотные? Выражение «оплатите за анализы» покоробило меня, как скрежет железа по стеклу. Я помню, что подобное не раз слышала в общественном транспорте: «Товарищи пассажиры, оплатите за проезд!»

К лаборатории стояла очередь. Немного, человек пять. Я спросила, кто последний, и стала ждать. За мной тут же занял молодой симпатичный парень.

– Простите, – обратился он ко мне, – вы случайно не знаете, на ВИЧ кровь берут из пальца или из вены?

– По-моему, из вены, – ответила я.

– А общий анализ?

– А вот общий – из пальца.

Парень запрокинул голову и закрыл глаза. Мне показалось, что он как-то напрягся и побледнел. Неужели боится?

Мимо нас прошли двое мужчин, один – врач, другой, судя по всему, – больной.

– Доктор, – спрашивал больной, – а по каким признакам можно определить развитие склероза?

– Я вам это вчера уже рассказывал…

Подошла моя очередь, я заглянула в кабинет. За столом сидела лаборант Ольшанская Тамара. Я ее сразу узнала. Протянула ей чек, села на стул и положила руку на стол.

– Фамилия, имя? – спросила она, не поднимая головы, что-то быстро записывая в свою тетрадь.

– Казакова Полина.

– Общий?

– Да.

Она взяла ватку, смочила ее спиртом и потерла ею мой безымянный палец. У меня неприятно похолодело в области солнечного сплетения. Резкий, болезненный укол металлической стрелочкой, и вот из кончика моего пальца выступила капля крови. Лаборантка взяла тонкую прозрачную трубочку, прислонила ее одним концом к этой капле, затем с силой сдавила мой бедный палец. Кровь поползла по тонкой трубочке вверх. Я наблюдала за ее манипуляциями и прикидывала, когда можно сделать то, ради чего я сюда, собственно говоря, и пришла.

Ольшанская взяла коричневую бумажку, свернутую конвертиком, развернула ее, достала оттуда стеклышко. Она размазала мою кровь по этому стеклышку и отложила его в сторону. Я запрокинула голову, как тот парень в коридоре, закрыла глаза и тихо застонала.

– Вам плохо?

– Голова кружится…

– Зачем же вы тогда на кровь смотрели? Сейчас я вам нашатырь дам понюхать.

Она отвернулась к столику, стоявшему сбоку, и взяла оттуда пузырек и вату. Я быстро сунула под крышку стола руку и прикрепила «жучок». Ольшанская повернулась ко мне, дала мне ватку и велела понюхать. Та пахла жутко противно, но пришлось нюхнуть несколько раз. Мне и правда стало получше.

– Как вы?

– М-м… Нормально.

– Я заканчиваю, потерпите еще полминуты…

Когда я вышла из кабинета с прижатой к пальцу ваткой и еще одной, противно пахнувшей, которую я держала у своего носа, парень, занявший за мной, посмотрел на меня с таким испугом, словно я вернулась живой со смертной казни. Вот ему сейчас точно понадобится нашатырь! Он еще и в кабинет не вошел, а у него уже цвет лица стал как у Шрэка.

Я оделась, вышла из больницы, села в свою машину, выбросила ватку в открытое окно и включила прослушку. Ничего интересного для меня я, конечно, не услышала. Ольшанская брала кровь у пациентов, из прослушки только и доносилось: «Фамилия, имя?.. Общий?.. Ваше направление…» Я чуть было не уснула.

Но вот прием был закончен, Ольшанская крикнула кому-то: «Наташ, у нас там все?» – «Все!» – ответили ей. – «Слава богу!» Я не очень любила сидеть у прослушки. Можно было провести так несколько дней, прежде чем услышать что-нибудь стоящее. Время тянулось ужасно медленно, проколотый палец противно ныл.

Зазвонил мобильник.

– Алло?

– Полина, это Надежда. Ты не представляешь, что я только что узнала!

У нее был такой голос, словно она узнала великую тайну индейцев майя.

– Что же?

– Ты сейчас где? К тебе можно подъехать? А то разговор долгий.

– Я сижу в машине возле городской больницы.

– А что ты там делаешь?

– Я же говорю: сижу!

– А-а… Понятно. Ну, так я сейчас подъеду!

Через полчаса Надежда прыгнула ко мне в машину, отдышалась и заговорила:

– Ой, сейчас такой концерт дома был! Илюшка никак не хотел меня отпускать, плакал… Не любит он с бабушкой оставаться. Та уж и погремушки ему дает, и по комнате с ним ходит, тетешкает его… Он – ни в какую! Плачет, тянет руки ко мне. Понимать стал.

– Так бабушку не любит?

– У нее же нет молока. А он до сих пор грудь сосет. Нет, надо переводить его на смеси, я уже устала кормить, ему почти шесть месяцев.

– Большой… Так что ты хотела мне рассказать?

– А, да! Забыла уже, зачем ехала. – Надежда поправила спадавшие на лицо кудри, которые тотчас упали обратно, и набрала в грудь побольше воздуха: – Значит, так. Я сегодня утром пошла в магазин и встретила там своего одноклассника, Сережку Шигонцева. Мы с ним после окончания школы так и не виделись. А он, оказывается, окончил в областном центре медицинский институт и вернулся к нам в город. Сейчас в какой-то частной клинике врачом работает. До сих пор не женат, между прочим…