Я слушала Надежду и пыталась понять, какое отношение имеет ее одноклассник Сережка к нашему делу? Даже если он – неженатый врач частной клиники?

– …Я говорю: «Сереж, а почему ты до сих пор не женился?» А он: «Не нашел ту единственную и неповторимую, с которой хотел бы прожить всю жизнь!» Во как! Он у нас и в классе всегда такой серьезный был. Все могли хулиганить, уроки прогулять, а он…

– Слушай, Надежда, я, конечно, рада, что твой одноклассник никогда не прогуливал уроки, но при чем здесь вообще какой-то Сережка? Нам-то что с того, что он такой правильный?

– Так я сейчас расскажу, ты же меня перебила… Так вот, Шигонцев у нас в классе лучше всех знал химию. Просто жуть как любил этот предмет! Вот лично меня от нее тошнило, и еще человек пять в классе перебивались по химии с тройки на двойку, а он не просто ее знал – он ее обожал. Представляешь, Полина? Любить химию! Для меня она всегда была чем-то вроде китайской грамоты. Сижу, помню, слушаю, что Анастасия Андреевна у доски говорит, – и ни единого слова не понимаю. Какие-то кислоты, какие-то щелочи… Нам-то они зачем? А Шигонцев как выйдет, бывало, к доске, как формулу химическую напишет длиною в три метра! И все про какую-то эквивалентность да про летучие соединения шпарит. Мы, помню, слушали его, открыв рты. А Анастасия Андреевна говорила, что Шигонцев – химическая гордость школы, и на олимпиады по своему предмету его посылала. Он потом в институт медицинский сразу поступил, химию свою на «пять» сдал!

– Молодец твой Шигонцев. Что дальше? – устало спросила я.

– Так вот, я Сережке возьми и расскажи все.

– Что – все?

– Про мужа моего, Валентина! Как его взорвали в доме Дьяченко. И что это очень странно, что он петарду ту чертову в руки взял. А что он ее зажигал – так это вообще полный бред! Я Сережке так и сказала: ни за что не поверю, что мой Валентин отважился сам эту штуковину зажечь. Но почему тогда, говорю, она взорвалась? А он мне знаешь что ответил? Оказывается, есть такие химические соединения, которые, высыхая, сами взрываются в присутствии кислорода! Еще и посмеялся надо мной. Говорит – если бы ты, Белохвостикова (это моя девичья фамилия), в школе лучше химию учила, ты бы это сама знала.

– Подожди, как это они взрываются? – не поняла я.

– Вот! Сразу видно, что ты с химией тоже не в ладах!

– Ну, вообще-то, я… так… кое-что знала…

– Ты – кое-что, а он в химии – ас!

– И он тебе объяснил, как петарда могла взорваться сама, без всякого зажигания?!

– Да! Он сказал, что Дьяченко могли пропитать ее таким составом, который в сыром виде безопасен, а, высыхая, вступает… сейчас… как это?.. А! В реакцию с кислородом и взрывается, да еще задействуется само взрывчатое вещество из петарды, и происходит очень мощный взрыв. Вот примерно так. Точнее только сам Шигонцев может сказать.

– Здорово! То есть никто ничего не зажигал?! Они могли дать ему петарду в руки, допустим, просто подержать. Или подарить. Мол, дома зажжешь, если захочешь. Он думал, что выбросит ее по дороге, взял просто из вежливости, чтобы не отказывать хозяевам, а она через несколько минут подсохла и рванула! А сами Дьяченко отошли в сторону, чтобы их не задело. Лихо придумано!

– Они потому и гостей своих на балкон спровадили, чтобы те не видели, как все случится.

– Что ж, это очень правдоподобно. И многое объясняет. Его бывшая жена Серафима говорила, что Анатолий Дьяченко раньше работал в фотолаборатории. А там – всякие химические препараты, реактивы… Он был просто обязан разбираться в них.

– Полин, я вот тут Сережкин телефончик записала, так, на всякий случай. Если хочешь, созвонись с ним сама. Может, он тебе еще что-то расскажет.

Надежда протянула мне бумажку с номером телефона и фамилией своего одноклассника. Я взяла ее и убрала в сумочку. В самом деле, может пригодиться.

– А у меня для тебя тоже есть новость. Ты слышала, что произошло в одном из магазинов на улице Центральной? – спросила я у Нади.

– Нет, а что там произошло?

– Тогда держись покрепче за сиденье…

Ариша смеялся до слез:

– Как, говоришь, он сказал? «Пусть свое дерьмо убирает!»

– Ага. А лейтенант ему: «Может, оно вовсе не его?» А хозяин магазина: «Как не его?! Его!» А лейтенант: «Так на нем же не написано, чье оно…»

Мы хохотали от души. Я уже в третий раз рассказывала деду подробности утреннего происшествия на Центральной улице города, а дед хлопал в ладоши от радости и веселился как ребенок.

– Неужели твоя Серафима осуществила-таки свой план мести? Творческий подход! В изобретательности ей не откажешь. Не зря ты ей выделила такой куш. Деньги не пропали даром. Если Дьяченко узнает, что машину-ассенизатор она заказала на его же деньги, его хватит удар!

Мы с Аришей сидели в кухне за столом. Наш ужин превратился в юморину.

– Завтра утром должна еще и статья выйти об этом. Уж Ярцев, я думаю, постарается!

– Да, Полетт, хороший подарок твоя Серафима приготовила своему бывшему! Думаю, он его долго не забудет!

– Если сам будет жить долго.

Ариша посмотрел на меня внимательно:

– Ты уже решила, как будешь ему мстить?

– Пока нет. Но такой человек не должен жить, это однозначно. Тот, кто убил двух своих братьев и предал жену, пусть и не очень честного человека, и все ради денег, – тот не должен продолжать жить и радоваться полученному таким кровавым способом богатству. Подобного человека вообще опасно оставлять жить: если уж он убил родных братьев, то, случись такое, чужого он убьет, даже не задумавшись ни на минуту.

– А ты не думаешь, Полетт, что этот человек может исправиться? Покаяться в содеянном, стать добрым, порядочным?..

– Ага, заняться меценатством, благотворительностью… Нет, дед, это вряд ли. Я в такие чудеса не верю. Помнишь, несколько лет тому назад в нашем городе было громкое дело по поводу убийцы Могилевского?

– Да, семнадцатилетний парень сначала избил, а потом и убил свою шестнадцатилетнюю подружку за то, что увидел, как она пошла на танцы с другим пареньком.

– Ему тогда дали, кажется, десять лет. Многие его жалели, защищали, говорили, что он нечаянно, что он покаялся… И что он сделал первое, выйдя на свободу?

– Убил двух шестнадцатилетних девочек, к тому же совершенно ему незнакомых.

– Да, причем в первую же неделю на свободе после отсидки! Все тогда стали кричать, что десять лет назад надо было дать ему высшую меру. И если бы так и поступили…

– Тогда бы и те две девочки были живы, – дедуля вздохнул.

– Выходит, что, пожалев одного убийцу, люди потеряли еще две невинных жизни. А высшую меру к тому времени отменили, и Могилевскому дали пожизненное. Плохая получается арифметика: один убивает троих, а при этом сам остается жить.