Впрочем, при всей своей сомнительности эти результаты выглядели весьма драматично, когда Леруа с коллегами опубликовали их в конце 2005 г. То было краткое письмо чуть длиннее страницы, но вышло оно на страницах Nature, одного из самых авторитетных научных журналов в мире. Заголовок гласил: «Крыланы как резервуар вируса Эбола». Сам текст был куда более осторожен в выражениях – авторы утверждали, что летучие мыши трех видов «могут служить резервуаром» вируса. Некоторые эксперты отреагировали так, словно вопрос уже разрешен раз и навсегда, другие же решили не спешить с суждениями.

– Единственное, чего не хватало, чтобы с уверенностью объявить летучих мышей резервуаром, – сказал мне Леруа во время нашего разговора через десять месяцев после той публикации, – так это изоляции вируса. Живого вируса у летучих мышей.

Шел 2006 год. С тех пор этого сделать так и не удалось, хотя, конечно, нельзя сказать, что никто не пытался[55].

– Мы по-прежнему ловим летучих мышей и пытаемся изолировать вирус из их органов, – сказал он.

Но вопрос резервуара, подчеркнул Леруа, – лишь один из аспектов Эболы, который интересовал его. С помощью методов молекулярной генетики он исследовал его филогению – родословную и эволюционную историю всех филовирусов, в том числе вируса Марбург и разнообразных эболавирусов. Он хотел узнать о естественном цикле жизни вируса, как он размножается в своем естественном резервуаре (или резервуарах) и удер-живатся в этих популяциях. А данные о естественном цикле помогут узнать, как именно вирус передается людям, – отследить момент перехода межвидового барьера. Как это происходит – непосредственно (например, когда люди едят крыланов) или через промежуточного носителя?

– Мы не знаем, может ли человек непосредственно заразиться от летучей мыши, – сказал он. – Мы только знаем, что человек может непосредственно заразиться от мертвой человекообразной обезьяны.

Если понять динамику передачи – в том числе сезонные факторы, географическую закономерность вспышек болезни и обстоятельства, из-за которых животные-резервуары или их выделения входят в контакт с обезьянами и людьми, – то службы здравоохранения получат шанс предсказать и даже предотвратить некоторые вспышки. Но здесь мы наталкиваемся на порочный круг: чтобы собрать больше данных, нужно больше эпидемий.

Эболу трудно изучать, объяснил Леруа, из-за характера вируса. Он редко проявляет себя, болезнь протекает быстро – человек либо умирает, либо не умирает всего за несколько дней, каждая вспышка поражает лишь несколько десятков или сотен человек, причем эти люди обычно живут в далеких районах – далеко от исследовательских госпиталей и медицинских институтов, далеко даже от его родного CIRMF. (От Франсвиля до Майибу-2, например, два дня пути по дорогам и рекам.) Затем вспышка либо гаснет сама по себе, заходя в тупик, либо сдерживается с помощью вмешательства специалистов, и вирус исчезает, словно отряд партизан.

– Тут ничего не поделать, – сказал Леруа. Обычно он человек спокойный и терпеливый, но здесь даже он не может скрыть растерянности. Он, конечно, имел в виду, что ничего нельзя поделать – только пытаться, работать дальше, собирать образцы в лесу, реагировать на новые вспышки. Никто не может предсказать, где и когда вирус Эбола нанесет следующий удар. – Вирус сам решает, когда ему проявиться.

21

Географическое распространение вспышек Эболы среди людей, как я уже упоминал, – довольно спорный вопрос. Все знают, как оно выглядит на карте, но эксперты никак не согласятся, что же это означает. Споры идут конкретно о заирском эболавирусе, который чаще всего называют Эболой и который проявляется чаще всех в разных уголках Африки – и, соответственно, требует больше всего объяснений. Первое его известное появление в современную эпоху – Ямбуку (1976), затем Тандала (1977), затем лагеря золотодобытчиков в верховьях Ивиндо (1994), Киквит (1995), Майибу-2 (1996), Бове (конец 1996), северная граница Габона с Республикой Конго (2001–2002), Мбомо (2002–2003), затем снова Мбомо (2005) и два появления недалеко от реки Касай в Демократической Республике Конго (2007–2009). Кажется, что вирус Эбола совершенно беспорядочно скачет по Центральной Африке. Что происходит? Этот паттерн случаен, или у него все же есть причины? А если есть, то какие?

Сейчас есть два подхода к ответу на этот вопрос. Я называю их «волновым» и «корпускулярным» – такая маленькая пародия на классический спор о природе света, является ли он волной или частицей. В XVII в., как вы наверняка хорошо помните из школьных учебников по физике, Христиан Гюйгенс утверждал, что свет состоит из волн, а Исаак Ньютон возражал, что из частиц. Оба проводили эксперименты, подтверждающие их точку зрения. Лишь квантовой механике два с лишним столетия спустя удалось объяснить, что «частица или волна» – это не дихотомия, которую можно разрешить, а необъяснимый дуализм, или, по крайней мере, результат ограниченности различных методов наблюдения.

Сторонники корпускулярной теории Эболы считают ее старым и повсеместно распространенным в лесах Центральной Африки вирусом, а каждую вспышку среди людей – независимым событием, у которого есть некая непосредственная причина. Например, кто-то находит зараженный труп шимпанзе, а сам шимпанзе заразился, съев какой-нибудь фрукт, который до этого кусало животное-резервуар. Последующая вспышка болезни среди людей – это результат местного случайного события, и, соответственно, каждая вспышка – это корпускула, частица, отдельная от всех прочих. Ведущим сторонником этого взгляда является Эрик Леруа.

– Я считаю, что вирус присутствует среди нас все время внутри естественных резервуаров, – говорил он мне. – И иногда передается от резервуаров другим видам.

Волновая теория, напротив, утверждает, что Эбола не была распространена в Центральной Африке долгое время – это довольно новый вирус, который появился от вируса-предка? – возможно, в Ямбуку, – и постепенно продвигался к другим местам, где его обнаруживали. Локальные вспышки – это не независимые события, они являются частью некоего волнового явления. В последние десятилетия вирус раздвигает границы распространения, заражая новые популяции животного-резервуара в новых местах. С этой точки зрения, каждая вспышка является локальным событием, которое можно объяснить более масштабной причиной – прибытием волны. Главный сторонник волновой идеи – Питер Уолш, американский эколог, который много работал в Центральной Африке, специалист по математическим теориям, объясняющим экологические факты.

– Мне кажется, этот вирус распространяется от носителя к носителю в естественном резервуаре, – сказал Уолш, когда я попросил его объяснить, куда и как распространяется вирус. То был еще один разговор в Либревиле, оживленном габонском городе с несколькими тихими местечками. Через него рано или поздно проезжают все исследователи Эболы. – Скорее всего, это животное-резервуар обладает большой популяцией и не слишком много двигается с места на место. По крайней мере, оно не уносит вирус слишком далеко.

Уолш не берется назвать