— Тебе представилась редкая возможность, Сигурд. Думаю, твои люди награбили множество никчемных безделушек у христиан, не умеющих постоять за себя, но это ничто по сравнению с тем, что вы можете получить, выполнив пожелание нашего короля.

Сигурд ткнул мечом в сторону олдермена и сказал:

— Вы, христиане, — глупцы. Нам это известно уже бессчетное количество лет. Вы строите свои церкви у моря и наполняете их золотом и серебром. Кто защищает все это? Рабы Христа! Мужчины в юбках, немощные, словно старухи. Этот бог делает вас слабыми, Эльдред. Мы его не боимся, берем то, что хотим. — Сигурд махнул на своих воинов.

Олдермен скривил рот, прикрытый усами, а его телохранитель положил ладонь на рукоятку меча.

— Спокойнее, Маугер, — пробормотал кузен короля. — Я не хочу, чтобы ты испортил репутацию Сигурда Счастливого.

— Пусть попробует! — с вызовом бросил ярл, глядя на англичанина.

«Вот это был бы поединок», — подумал я.

— Эгфрит! — крикнул Эльдред, не отрывая взгляда от Сигурда.

Ответа со стороны английских воинов не последовало. Их шлемы озарялись факелами, сжатыми в руках товарищей, стоявших у них за спиной, но лица оставались погруженными в тень.

— Ну же, святой отец, не робей. Выйди вперед и ослепи Сигурда своим благочестием.

По толпе англичан пробежал ропот, из темноты суетливо выступил монах в черной рясе, невысокий даже по меркам доморощенных воинов Эльдреда. Когда он вышел из строя, ощетинившегося мечами, в лунном свете сверкнула выбритая тонзура. Монах стиснул руки, скрытые длинными просторными рукавами рясы, а ноги его были босыми. Над ушами пучками торчали волосы, длинный и острый нос выступал между близко посаженными глазами. В целом монах напоминал хорька. Он поднял взгляд на Сигурда, прищурился, словно ему было больно открывать глаза, и громко шмыгнул носом.

— Это создание хотя бы не прячется за гнилыми словами, Эльдред, — сказал Сигурд, кивнул на монаха и убрал меч в ножны, показывая, что не боится магии Белого Христа. — Этот раб вашего бога носит свой страх, словно плащ. Только посмотри на ненависть в его глазках! — Сигурд сплюнул. — Они похожи на лунки, оставленные мочой в снегу.

— Отец Эгфрит — слуга Господа, — сказал Эльдред. — Ты для него — мерзость, язычник вроде валлийцев, терзающих нас на западе. Эти лунки, оставленные мочой, видят в тебе лишь дикое животное. — Он улыбнулся. — Но вот чего у Эгфрита не отнять, так это решимости доказать твое заблуждение. Не правда ли, святой отец? Тебя ведь так и подмывает схватить распятие и изгнать дьявола из черного сердца Сигурда?

— Зло пятнает человеческую душу, милорд Эльдред. Если она испачкалась хоть раз, то ее уже больше нельзя начистить так, чтобы она сверкала, словно лезвие меча, — гнусавым голосом ответил отец Эгфрит и нахмурился, будто ухватился за отдаленное воспоминание. — Иногда спасение еще возможно, — пробормотал он и снова уставился на Сигурда. — Но это чудовище может не надеяться на избавление.

— Ну же, святой отец, где же твоя решимость? — спросил Эльдред. — Даже медведя можно выучить плясать. Мы не раз слышали, как ты твердил об этом в своих отупляющих проповедях.

— Не каждого медведя, — вмешался оскалившийся Сигурд. — Тебе следует прислушаться к словам этого маленького человечка, Эльдред. Некоторые медведи умеют только убивать.

Отец Эгфрит сморщил лицо от ярости и семенящей походкой приблизился к Сигурду вплотную. При этом его глаза оказались на одном уровне с грудью ярла.

— Пусть члены мои — не кряжистые дубы, язычник, — начал он. — Но я предупреждаю тебя, что Господь Бог дает мне силы, суть которых тебе не суждено понять. — Священник посмотрел Сигурду в глаза.

Мне показалось, что великан норвежец рассечет его пополам, но тот лишь громко расхохотался, схватил меня за плечо и выдернул из скьялборга.

— Ворон, теперь я уверен в том, что ты пришел от Отца всех. Не может быть, чтобы ты был порожден этой землей. Я в это не поверю!

Некоторые воины, стоявшие у нас за спиной, рассмеялись, глядя на монаха, который пыжился, старался расправить плечи перед ярлом, остальные стояли с угрюмыми лицами, ожидая продолжения побоища.

Служитель божий подался вперед, в полумраке всмотрелся мне в лицо и спросил:

— У тебя глаз черный?

Тут я разглядел его бледное лицо и желтые крысиные зубы.

— Красный, святой отец, — ответил я и прикоснулся к этому самому глазу. — В нем сгусток крови.

Я усмехнулся, увидев на лице монаха неприкрытое отвращение.

— Да помогут нам небеса! — воскликнул отец Эгфрит, делая в воздухе крестное знамение. — Надеюсь, милорд Эльдред, ты знаешь, что делаешь. — Он обернулся к олдермену и предостерегающе помахал пальцем. — Господь Всемогущий видит все. Этого человека невозможно приручить. Сатана не потерпит оков.

Великан воин, стоявший слева от Эльдреда, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, словно происходящее ему смертельно надоело.

— Заканчивай побыстрее, монах, — прорычал он. — А то я превращу тебя в мученика и отдам твои кости язычникам, чтобы они сварили из них похлебку.

— Терпение, Маугер! — велел ему Эльдред.

Отец Эгфрит поежился и закрыл глаза, словно собираясь с духом.

Кое-кто из англичан начал насмехаться над скандинавами, а другие стали хором кричать:

— Прочь! Прочь! Прочь!

Но олдермен поднял руку, и его люди умолкли.

— Не тяни, монах, — проворчал Маугер. — Мы не можем ждать всю ночь. Люди хотят знать, прольется ли новая кровь.

Отец Эгфрит открыл глаза, кашлянул, прочищая горло, и подался вперед. Я ощутил в его дыхании перегар меда.

— Есть одна книга, — зловещим шепотом начал он. — Очень ценная!..

— Книга! — воскликнул Сигурд.

— Молчи!

Отец Эгфрит приставил палец к губам ярла, и тот удивленно отшатнулся назад.

Монах обернулся к олдермену и заявил:

— Ты совершаешь ошибку, милорд Эльдред. Этот человек живет вне тени Господа. Это невозможно. Да сохранят нас небеса и все святые!

— Осторожнее, монах! — отрезал тот. — Мы ведь заключили соглашение, не забыл?

— Но я не знал… — начал было служитель божий, однако Эльдред заставил его замолчать взглядом, обещавшим боль.

— Теперь уже поздно идти на попятный, отец Эгфрит. Если, конечно, ты ценишь расположение короля, моего кузена, — натянуто улыбнулся олдермен. — Готовы ли новые кельи? Полагаю, мой кузен скоро навестит тебя, чтобы своими глазами увидеть, как слуги Господа расходуют его деньги. — Он повернулся к Маугеру. — Ведь надо как следует заботиться о наших монастырях, ты не находишь?

Здоровенный воин буркнул что-то себе под нос.

— Монастыри — это соль, необходимая для сохранения общества, — продолжал Эльдред, пожимая плечами.