— Англичане пытаются сжечь корабли, — сказал я.

Брам крякнул, словно принимая то, что эта битва станет последней. Стрелы втыкались в наши щиты и ударялись о шлемы.

— Наверное, нам пора выбираться из этой навозной кучи, — сказал Свейн Рыжий так, словно мы могли просто развернуться и уйти.

— Что с Эриком? — спросил Улаф, не отрывая взгляда от строя англичан, озаренного факелами и все распухающего в глубину, на расстоянии меньше броска копья. — Говори, парень. Он с Глумом?

— Я очень сожалею, Улаф, — сказал я и почувствовал на себе тяжесть взглядов всех воинов.

Сигурд обернулся и пристально посмотрел на меня, словно стараясь отвлечь мои мысли от гибели Эрика, но Улаф хранил молчание. Затем кормчий шагнул вперед, покинул относительную безопасность сплоченного строя, и направился к англичанам.

— Что, сыновья козлов? — проревел он. — Сопливые свиньи, пожирающие дерьмо! Подходите, ощутите вкус моего меча в ваших брюхах, наполненных блевотиной! Подходите, английские собаки, подходите, и я рассеку своим мечом ваши вонючие мозги!

Рядом с ним встал Сигурд и крикнул:

— У нас старухи сражаются лучше, чем вы, кучи навоза!

Как один, воины клином двинулись вперед, ударяя мечами по щитам. Они поравнялись с Улафом и Сигурдом и оказались на расстоянии плевка от врага.

Я быстро привязал к поясу боевой рог и обеими руками схватил меч. Я дрожал от возбуждения. Внутри все горело.

Англичане, вооруженные хуже скандинавов, похожих на богов войны, должно быть, увидели свою смерть. Она приближалась к ним в оранжевом зареве рассвета, разгорающемся на востоке.

Христианские рай и ад должны были бы переполниться душами англичан, вырванных из тел. Черные девы Одина низко склонились бы под тяжестью тел храбрых воинов, жаждущих оказаться в великом Зале павших. Но два пронзительных сигнала английского рожка заставили людей Эльдреда дрогнуть. Они как один отступили назад, оставив на земле убитых.

— Трусы! — крикнул Улаф, все еще пребывающий в объятиях бешеной ярости, с бородой, покрытой пеной белой слюны, и до невозможности широко раскрытыми глазами. — Сукины щенки и трусы! Выходите на бой со мной! Я жду!

Тут строй англичан расступился посредине, открыв узкий проход, откуда вышел человек. Это был сам Эльдред. Его правую руку закрывала окровавленная тряпица, но олдермен оставался твердым и угрюмым.

— Достаточно! — крикнул он, не обращая внимания на Улафа и сверля взглядом Сигурда. — Довольно этого безумия! Мы не животные!

Огромный телохранитель возвышался у него за спиной. Казалось, верзила жаждал сеять смерть, нести отмщение за зло, причиненное его господину, доказать свою доблесть, в которой мог бы усомниться тот, кто видел кровь Эльдреда.

— Сигурд, наша встреча не должна была завершиться так бессмысленно. Есть ли честь в этом кровопролитии?

— У тебя нет чести, англичанин, — возразил ярл и плюнул на землю. — Ты не понимаешь смысла этого слова.

Длинные отвислые усы Эльдреда задрожали, но он кивнул и показал Сигурду открытую ладонь.

— Люди, напавшие на вас в моем зале, будут наказаны, — сказал олдермен. — Как ты сам знаешь, обуздать воинов нелегко. — Он поморщился от боли. — Их сердца подобны горящим головешкам, но головы соображают медленно. Они за все ответят.

Сигурд еще крепче сжал меч и указал окровавленным лезвием на труп англичанина, распростертый у его ног.

— Я сам позаботился об этом, собака! — крикнул он, и Эльдреда снова передернуло.

— Они собрались в зале исключительно из соображений предосторожности, Сигурд, — сказал олдермен. — Беда в том, что ненависть к вашему племени вскармливается у нас с материнским молоком. Затем ее подпитывают наши священники, и она становится еще крепче. — Он обратил взор к небу. — Лично я поражаюсь непостоянству нашего миролюбивого Бога, который призывает нас убивать других людей, пусть и неверующих. — Эльдред погладил светлые усы. — Остается только гадать, сколько тут воли Господа, а сколько — нашей собственной.

Но Сигурд не желал выслушивать рассуждения олдермена. Он поднял изрубленный щит и шагнул вперед. Его движение было наполнено угрозой. Телохранитель Эльдреда двинулся было навстречу ярлу, но господин что-то шепнул ему, и верзила нехотя отступил. Англичане ждали. Они не реагировали на оскорбления норвежцев, но их лица, скрытые в полумраке, были наполнены тревогой и страхом.

— Для меня не имеет значения, язычник, веришь ли ты в то, что я не собирался на тебя нападать, — с вызовом произнес Эльдред, отбросивший дипломатическую вежливость. Худощавое лицо олдермена покрылось глубокими черными складками. — Но ради себя самого и тех, кто называет тебя своим предводителем, не будь глупцом. Мне известны пустые амбиции, которыми заполнены ваши черные сердца. Ваш народ одержим жаждой славы, Сигурд. Она затмевает вам взор, ведет к безумству, смерти и разрушениям ради упоминания в легендах. — Олдермен презрительно усмехнулся, а его люди угрюмо ждали продолжения схватки. — Не сомневайся, Сигурд, вы все до одного сложите голову здесь, на христианской земле. — Он махнул здоровой рукой. — Но смерть не принесет вам той славы, которой вы жаждете.

— Мы принесем ее в Зал бесстрашного скитальца. Отцы узнают нас и выпьют с нами, — откликнулся Сигурд. — За Валгаллу! — взревел он по-норвежски, и его воины подхватили этот крик.

Эльдред медленно покачал головой. В этом спокойном движении было столько внутренней силы, что даже Сигурд, наверное, усомнился в собственных словах. В это мгновение я боялся Эльдреда, поскольку понимал, что он обладал достаточно острым умом и мог подчинять себе людей. Не просто же так ему удалось собрать этих воинов и настолько вдохновить их, что они раз за разом бросались на скьялборг — строй скандинавов!

— Сигурд, я вижу, что соплеменники преданы тебе. Мужества им не занимать, они умеют убивать. — Олдермен поморщился. — Наши вдовы убедились в этом. Норвежцы последуют за тобой хоть в могилу. — Он кивнул на Улафа и Свейна Рыжего. — Я хвалю тебя за это, но ты можешь дать им нечто большее, чем шесть футов английской земли. Послушай, что я хочу тебе предложить. — Тут Эльдред поднял руки. — Если мои слова не достигнут цели, мое предложение покажется тебе вонючим, словно свиное дерьмо, то мы перебьем друг друга и присоединимся к нашим предкам. — Он пожал плечами.

— Убирайся к такой-то матери! — выругался Улаф, и кое-кто из скандинавов подхватил его крик.

Но Сигурд был предводителем. Любой военачальник хочет для своих людей большего, чем дыры в кишащей червями земле в далекой чужой стране.

— Говори, англичанин, — приказал Сигурд таким тоном, словно Эльдред был его рабом.

Олдермен, обладавший хитростью лисицы, понял, что колесо фортуны повернулось в его сторону, послушно склонил голову и сделал еще один шаг вперед.