В один из выходных, когда Михаил уехал по работе в леспромхоз, а Танька осталась с Кузей одна, в дверь негромко постучали.

Танька открыла дверь и увидела что-то похожее на процессию. Возглавляла ее Антонина, из-за спины которой выглядывали любопытные головы односельчан.

— Вам чего? — испугалась Танька.

— Ты, Танька, не пугайся только, — сказала Антонина. — Нам бы на Кузьку твоего взглянуть разок, и мы пойдем.

— Зачем это?

— Ну что ты как не родная, честно слово? Хотим посмотреть, в порядке ли он или как.

— Я тебе и так скажу, — ответила Танька, на всякий случай перекрыв собой дверной проем, чтобы ничего не было видно. — Он в порядке.

— Ну что тебе, жалко, что ли? — сказала Антонина, но с какой-то угрозой в голосе.

Танька угрозу уловила.

— Тебя пущу, если прям так не терпится, а остальных — нет.

— Давай меня, Раиску и Супина.

— А Супина-то зачем? — удивилась Танька, которая с бригадиром и знакома-то особо не была.

— Нужно, — потупила голову Антонина.

— Ладно, — пожала Танька плечами, — проходите. Ноги только вытирайте.

Антонина взяла за руку Раису и кивнула стоявшему в самом конце процессии Супину.

Кузя лежал в своей кроватке и бренчал погремушками. Его губы были изогнуты в загадочной улыбке, по краям которой маленькими вулканчиками надувались и лопались слюнявые пузырьки. Увидев вошедших, он засмеялся.

— Ну? — подмигнул ему несколько театрально-дружелюбно Супин. — Как дела?

Кузя перестал смеяться и посмотрел на Супина сосредоточенным серьезным взглядом.

— Материшься? — спросил Кузю Супин.

— Ты о чем дитя спрашиваешь?! — нахмурилась Танька. — Это ты у своих рабочих спрашивай, матерятся они или нет.

— Ладно, ладно, — испугался Супин. — Я ж так… чтоб разговор поддержать.

Потом все трое гостей стали как-то странно переглядываться. Наконец, Антонина повернулась к Таньке.

— Взять-то можно?

— Можно, только осторожно, — сухо сказала Танька, которая недолюбливала Антонину за ее длинный язык и подозревала, что именно Антонина стоит за всеми этими нелепыми слухами.

Антонина аккуратно вынула Кузьму из кроватки и стала тихо качать.

— Ну? — зашипела она бригадиру. Супин, который до этого стоял смирно, как солдат на плацу, неожиданно засуетился, закашлялся и приблизился к Кузьме. Осмотрел голову с редкими белесыми волосиками и пожал плечами.

Тут стоявшая рядом Раиса вдруг стала вращать глазами, показывая Антонине на ножку Кузи. Антонина присмотрелась и ткнула локтем Супина. На ножке у Кузи виднелось небольшое родимое пятнышко.

— Чё это, глянь.

Супин улучил момент, когда Танька отвернулась, и наклонился вплотную к Кузе, коснувшись при этом своими жесткими усами розовой кожи младенца. От щекотки Кузя залился смехом и стал дергать ножками. Наконец, Антонина поймала нужную ногу и задержала ее в своей руке. Родимое пятно напоминало галочку, что-то типа римской «V».

— Ну, всё? — недовольно пробурчала Танька.

Почувствовав, что материнское терпение подходит к концу, Антонина положила Кузю обратно в кроватку.

— Ну, мы пошли, — сказала она и мотнула головой остальным.

Танька молча кивнула. Едва гости ушли, наклонилась к Кузе.

— Ну чё, Кузька? Осмотрели тебя дядьки-тетьки?

Кузя довольно улыбнулся и выдул огромный слюнявый пузырь.

— Не, — сказал Супин обступившей его толпе. — Клыков нет, шерсти тоже не видать.

— А циферки? Циферки-то? — спросил настырный Кирьянов.

— Никаких цифр тоже нет. Лежит, лыбится и все.

— А про пятно-то что молчишь? — спросила Антонина.

— Какое пятно? — зашумела толпа.

— Да ну что это за пятно? — с досадой сказал Супин. — Клякса какая-то, вот и все пятно. Навроде галочки.

— Так это для тебя галочка, — встряла Раиса. — А если перевернуть, что получается?

— Что? — опешил Супин.

— Галочка вверх ногами. А галочка вверх ногами — это что?

— Л, — протянул неудобный звук Супин, как ребенок, пытающийся зарычать.

Он все еще не понимал, куда клонит Раиса.

— Сам ты «л-л-л-л», — передразнила его Раиса. — Это «А». Только без перекладинки. А это что значит? Антихрист.

Толпа загудела.

— А чего ж без перекладинки? — удивился Супин.

Толпа сразу перестала гудеть и синхронно повернула головы к Раисе.

— А ты хотел, чтоб у него по всему телу печатными буквами «Антихрист» было накарябано? — язвительно спросила та. — Без перекладинки — это чтобы нас запугать!

Толпе аргумент Раисы показался очень убедительным, и она снова загудела.

— И что ж теперь делать? — крикнул кто-то.

— А что ж тут сделаешь? — развела руками Антонина. — Раз родился, значит, уже поздно. Проклята Богом наша деревня. Чем-то прогневили мы его, видать. Будем теперь с Антихристом жить.

— Вот те раз, — сокрушенно покачал кто-то головой. — Жили не тужили, а теперь вона как.

Толпа еще поохала, пошумела и наконец разошлась.

Так бы и забылась вся эта история, если б весть об Антихристе, подкрепленная новыми фактами, не пошла гулять по району с удвоенной силой. В Опакляпсино стали то и дело наведываться какие-то странные люди, желающие одним глазком взглянуть на Антихриста. Танька уже никому и дверь не открывала, и внутрь не пускала, а народ все лез, постукивал, покрикивал, подсматривал. Окна в доме теперь круглые сутки были занавешены, от любопытных глаз. Михаил злился и в один прекрасный день, когда около дома разгуливало особенно много незнакомых людей, достал ружье. С ним и вышел на крыльцо.

— Значит, так, — сказал он хмуро. — Ежели кто будет к моему сыну или жене еще лезть, я тому яйца отстрелю и в жопу засуну.

— А ты кто такой? — спросил самый наглый из зевак. Наглость его, видимо, была следствием алкогольного опьянения — он пошатывался и то и дело закрывал глаза.

— Я — отец, — сквозь зубы процедил Михаил.

— Ха! Отец у него кто-то другой. Мы-то знаем.

— Что вы знаете? — насторожился Михаил.

— Когда зачатье было, тебя-то не было. Вот так.

— Что ты мелешь? — разозлился Михаил. — Иди проспись! Мне-то лучше знать!

— Так, говорят, в феврале ты уезжал на заработки.

— А я приезжал. Это и Танька сама может подтвердить.

— А еще кто?

— Больше никто, — растерялся Михаил. — Я ж на одну ночь и приезжал. К утру уехал.