Этот летописный рассказ, имеющий сходство с летописным рассказом о походе на половцев в 1103 г., которое позволяет исследователям говорить об их зависимости друг от друга[203], является частью пространных богословских рассуждений, первая часть которых сохранилась в летописи под 1110 г., где рассказывается о явлении ангела в виде огненного столпа над трапезной Печерского монастыря, что, по мнению его автора, предвосхищало победу русских войск над половцами, одержанную на Дону в 1111 г. Провиденциальный характер этих рассуждений направлен на возвеличивание Владимира Мономаха, поскольку в конце статьи 1111 г. говорилось: «Это ведь ангел вложил в сердце Владимиру Мономаху мысль поднять братию свою, русских князей, на иноплеменников. Это ведь, как мы сказали выше, видение видели в Печерском монастыре, будто стоял столп огненный над трапезницей, затем перешел на церковь и оттуда к Городцу, а там был Владимир в Радосыни. Вот тогда-то и вложил ангел Владимиру намерение идти в поход, и Владимир начал побуждать князей, как уже говорили»[204].

Эти строки красноречиво демонстрируют, что перед их автором стояла задача создания «культа личности» Мономаха – представление его в качестве лидера русских князей, – которая станет ясной, если принять во внимание обстоятельства, при которых Мономах тринадцать месяцев спустя сел на киевский стол. Для сравнения, в «Поучении» Мономах говорит об этом событии скромнее: «…Вновь мы пошли на Дон со Святополком и с Давыдом, и Бог нам помог»[205].

В летописной традиции начала XII в., прошедшей через цензуру игумена Сильвестра, наблюдается стремление обеспечить Владимиру Мономаху превосходство над другими князьями, крайне необходимое с учетом того, что с момента оставления Мономахом черниговского стола происходит определенное сужение сферы его влияния в Южной Руси, в то время как Святополк, напротив, упрочивает свои позиции установлением контроля над Волынью, что позволяет ему сконцентрировать бо́льшую часть «наследства» Изяслава Ярославича.

Несмотря на это, Мономаху, по всей видимости, все же удалось сохранить лидирующие позиции в Русской земле в геополитической ситуации, сложившейся после Любечского съезда. Это видно из перечня русских князей в «Хождении» игумена Даниила, где Василий-Владимир упомянут сразу после Михаила-Святополка, тогда как Давыд Святославич назван только в 1-й полной редакции списков «Хождения» и в сокращенной редакции А (в остальных списках памятника, как показал В. Л. Янин, вместо него ошибочно назван княживший в Дорогобуже Давыд Игоревич или Давид Всеславич, представитель семьи полоцких князей)[206]. В рамках этой же тенденции стало возможным и упоминание Переяславля в тексте русско-византийских договоров 911 и 944 гг., греческие оригиналы которых, как полагает С. М. Каштанов, попали на Русь после приезда из Византии в декабре 1104 г. митрополита Никифора, и позднее были включены в текст «Повести временных лет»[207].

Мы говорили выше, что информация о существовании Переяславля в начале X в. не подтверждается данными археологии, так что упомянутая фальсификация, по всей видимости, была осуществлена по распоряжению Владимира Мономаха[208] для того, чтобы поднять престиж его «отчины», приравняв ее к Киеву и Чернигову. Такую операцию проще всего было осуществить настоятелю его семейного монастыря – выдубицкому игумену Сильвестру, – который по завершении работы над «Повестью временных лет» 1 января 1118 г. получил епископскую кафедру в Переяславле. Правда, в русско-византийских договорах 911 и 944 гг. Переяславлю отдается среди русских городов лишь третье место, тогда как в перечне русских князей из «Хождения» Даниила, составленном, как предполагается, в 1106–1107 гг., переяславскому князю принадлежит второе место. Какое же объяснение можно предложить расхождению между перечнем русских князей по Даниилу и списком городов Русской земли в тексте русско-византийских договоров, который был включен в летопись через несколько лет после того как игумен написал «Хождение»?

На наш взгляд, информацию Даниила можно признать объективно отражающей политическую действительность начала XII в., если принять во внимание, что Владимир Мономах, утратив контроль над Черниговом, сохранил в своих руках остальные волости, перешедшие к нему от отца, в то время как «отчина» Святославичей распалась на три части с тремя самостоятельными князьями, что могло негативно сказаться на политическом значении князя Чернигова, которого мог отодвинуть на задний план князь Переяславля. Это недоразумение можно объяснить и тем, что к тому моменту, как тексты договоров были включены в летопись, подчеркивание приоритета Переяславля перед Черниговом не имело смысла, поскольку Мономах уже сидел в Киеве, а когда создавалось «Хождение» Даниила, Мономах еще не был киевским князем.

Отношения между двоюродными братьями омрачались скрытым соперничеством, информацию о котором мы находим в «Сказании о чудесах» князей-мучеников Бориса и Глеба, которое зафиксировало процесс становления и развития борисоглебского культа в Вышгороде, где была расположена усыпальница князей. По свидетельству «Сказания о чудесах», в 1101/02 г. Святополк Изяславич хотел обновить церковь, построенную в 1072 г. его отцом, говоря: «Не дерзну переносить с места на место [мощи святых]», но «не сбылся этот замысел по Божьему усмотрению и по воле святых мучеников». Далее говорится, что Владимир Мономах ночью тайно от Святополка позолотил саркофаги Бориса и Глеба, которые прежде были обложены серебряными панелями (досками). По предположению М. Д. Приселкова, оковать саркофаги серебром распорядился киевский князь, и именно этим обусловлен тот факт, что замену серебряных панелей на позолоченные переяславскому князю пришлось проводить тайно[209].

В 1111 г. каменную церковь Борису и Глебу воздвиг в Вышгороде Олег Святославич, неоднократно настаивавший на их перезахоронении там, однако его инициатива наталкивалась на сопротивление Святополка, который, по утверждению составителя «Сказания», завидовал тому, что не он был строителем этой церкви. Вероятно, для киевского князя это был не только вопрос престижа, но и политического лидерства. Строителем деревянной церкви, освященной в 1072 г., был Изяслав Ярославич. Святополк так и не сумел построить новую церковь – вместо него это сделал Олег, задавшийся целью восстановить храм, заложенный при его отце Святославе, но рухнувший при Всеволоде. Если бы Святополк уступил ему инициативу в организации нового перезахоронения, этот акт мог нанести удар по его авторитету, который и без того оставлял желать лучшего. Лишь после смерти Святополка Олегу и Давыду удалось организовать перенесение мощей в новый храм.