– Ничего, мы справимся, а тебе поможет Флорри. Надо позаботиться о дедушке. Ведь они прожили вместе больше полувека. Он все эти дни какой-то потерянный, стоит и глядит на холмы. Никогда еще я не видел его таким.

– Я не хочу, чтобы она умирала, Бен. Я не готова к этому, – причитала Миррен.

– Мы ничего с этим не можем поделать, любовь моя. Она устала жить, ее час настал. Она хочет уснуть навсегда, и нам нужно попрощаться с ней как можно сердечнее. Она знает, что ты займешь ее место в доме. Будь умницей. Вспомни, что она любила повторять: глаз хозяйки дороже двух ее рук. Она научила тебя всему, и ты теперь станешь нести эту ношу, как сделала это она после смерти своей свекрови, матери дедушки Джо.

– Разве я сумею делать все так, как она? – Миррен подняла к нему лицо, и ему захотелось осушить поцелуями ее слезы, он с огромным трудом сдержался. Она успокоилась в его руках, а у него перехватило дыхание от благоговения.

– Ты справишься с хозяйством Крэгсайда – мы вместе справимся. Она сможет гордиться нами. Нам будет грустно без бабушки, но тут мы бессильны, – сказал он и выглянул в окно. Небо потемнело, скоро пойдет дождь. Пора браться за дела. Ферма никого ждать не станет.

Миррен сидела, держа бабушку за руку. Как быстро Ади похудела и усохла; сейчас она задремала, но на ее губах играла спокойная улыбка. Миррен подняла худенькую старческую руку с пергаментной кожей, похожую на птичью лапку, и залюбовалась ею.

Эта рука разводила на рассвете огонь в очаге, мела полы, скоблила кастрюли, эта рука поправляла неправильно лежавшего ягненка в чреве матери, сажала овощи, мариновала лук, ощипывала гусей, скручивала шею курам, втирала селитру с солью в окорок. Эта рука успокаивала животных и детей, натягивала вожжи беспокойной лошади в снежный буран, пекла лучшие в округе бисквитные торты и самые пышные йоркширские пудинги, и вот теперь она неподвижно лежит на ее ладони. Она уже сделала свою последнюю работу – тихонько пощипала простыни. Флорри сказала, что это знак приближавшегося конца.

Как я смогу тебя отпустить? Кто станет заботиться обо мне, как делала это ты? В ней зашевелился ребенок, и она прижала ладонь к животу. Господи, пожалуйста, помоги мне стать хорошей матерью…

В эту секунду дедушка заплакал.

– Она ушла от нас, она удалилась в мир вечного блаженства.

Все склонили головы, и Дейси открыла окно, чтобы душа умершей свободно полетела к холмам.

Комнату наполнил осенний холодок. Женщины оставили Уэса и Тома с их отцом. Бабушкины дни закончились.

Бен наблюдал за кузиной. Она ходила все медленнее и медленнее, даже слегка неуклюже; под фартуком вырисовывался ее набухший живот, поэтому фартук был всегда испачкан – то мукой, то углем. Бен смотрел, как она нетерпеливо ждала почтальона и чаще всего бывала разочарована из-за отсутствия писем.

Он видел, как она по рассеянности ставила тарелку и для бабушки, а потом, спохватившись, убирала ее – со слезами, он видел их в ее глазах. Они сидели у радиоприемника с его единственной драгоценной батарейкой и ждали новости и сводку погоды. Иногда она сидела в большой гостиной у пианино и играла вновь и вновь одну и ту же мелодию, затем разочарованно и резко опускала крышку.

У них появились первые эвакуированные, в частном порядке. Городская семья перебралась сюда ради безопасности, а супруг приезжал в выходные, когда мог. Все были достаточно вежливыми, но мать избаловала своих отпрысков, и они носились по ферме, дразнили собак, не закрывали калитки, мучили кур. В конце концов Бен наорал на мать и велел ей следить за детьми. Но это помогло ненадолго.

Вот как бывает, когда в доме есть ребенок… но нет, Миррен не позволит своему малышу расти таким, как эти.

Она была слишком погружена в себя, в свою роль замужней женщины, фермерской жены и будущей матери. В этом мире для него, Бена, не было места.

Пожалуй, пора ему проводить больше времени в пабе, подальше от Миррен, не тосковать по ней, а найти себе подружку – какую-нибудь девчонку из Земледельческой армии или даже подпустить к себе поближе Лорну Динсдейл.

Они убирали последние овощи. Миррен и Дейси мариновали лук и проливали слезы над миской. У Миррен уже заболели ноги, пора было сделать перерыв. Дедушка принес с огорода мешок картошки. За последние месяцы он сильно похудел и постарел.

– Пойду подготовлю проповедь на воскресенье, – крикнул он. – Я прочту ее на празднике урожая в Ганнерсайдской капелле. Конечно, им там хочется чуточку адского пламени, но они получат обычный призыв «вспахивать поля и сеять семена добра». По-моему, ослика нужно заставлять везти груз с помощью морковки, а не палки – либо с помощью того и другого. – Он засмеялся. – Похвалой добьешься большего, чем наказанием. Я помягчел на старости лет. Раньше был такой строгий, а теперь стараюсь действовать мягче. Ума немного набрался.

– Ступайте, дедушка, а я принесу вам чаю, когда он заварится. У вас усталый вид, – сказала Миррен, хотя ей и самой хотелось присесть.

– Ох, какая теплынь для этого времени года! Твоя бабушка любила такую погоду. Не могу поверить, что она ушла от нас, – проговорил он, утирая лоб.

– Да, но ее душа постоянно с нами, следит, чтобы я не переварила варенье, иногда летает прямо у меня за плечом. Я часто слышу ее голос: «Будь внимательной, Миррен, сосредоточься на работе». – Они засмеялись, и Миррен снова повернулась к кухонной плите.

Чай заварился, и в пять часов она понесла его дедушке вместе с его любимым ломтем имбирного пирога. Он сидел за письменным столом и глядел в окно. На его лицо падал луч солнца. Миррен окликнула его и осторожно дотронулась до его плеча. Но его глаза остекленели, а рука была уже холодная.

Как могли они печалиться, если дедушка и бабушка снова вместе? Вся долина пришла в капеллу и школу, чтобы спеть гимны в память Джозефа Йевелла.

– Таких, как он, больше не делают, – вздохнул служитель капеллы.

– У такого мужа, как он, была чертовски крутая жена, – сказал его сосед и подмигнул Миррен. – Ади была колючая, но с золотым сердцем.

– Я знаю, – сквозь слезы подтвердила Миррен. Самым большим богатством дедушки с бабушкой была их любовь, а не красивый дом и не прекрасный вид с холма. Любовь важнее всего. Она молилась, чтобы у них с Джеком тоже была такая же долгая любовь, когда он вернется с войны к ней и их малышу. Уже приближался срок родов.

Декабрь 1941

– Ты с ума сошла? Куда ты собралась? – заорал Бен от задней двери. Он закончил дойку вместо нее, так как ей было уже трудно наклоняться. Миррен решила пойти в деревню на репетицию, последнюю перед субботним концертом. Ей хотелось прогуляться напоследок, пока она еще свободна. Скоро в доме появится новорожденный, и кухня наполнится пеленками, ведерками с теплой водой, слюнявчиками и прочими параферналиями.

– Сегодня этого не случится, – заорала она в ответ. – Заходила акушерка и смотрела меня. – Миррен не хотела, чтобы ее держали взаперти, будто супоросную свинью; не хотела и выслушивать нотации Бена.